Горькая соль войны

Впрочем, иногда он проявлял непонятную активность, размахивал руками, что-то невнятно бормотал, но окружающие на него не обращали внимания — что возьмешь с городского дурачка?

Заметив сходящего на берег мальчика лет восьми-девяти, он бросался к нему, садился на корточки, охватывая испуганного ребенка за плечи, жадно заглядывал ему в лицо и так же неожиданно терял к нему всяческий интерес. Лицо у него становилось равнодушно-разочарованное, он вышагивал к камню, на котором обычно сидел, размахивая руками и разговаривая сам с собой.

На него жаловались, но милиционеры только отмахивались — дурачок им был хорошо известен, общественной опасности не представлял, а в психиатрических больницах того времени и буйных хватало.

И только старые речники, знавшие его историю, вполголоса объясняли любопытствующим:

— Вы Степки не бойтесь. Безобидный он. В сорок втором, когда эвакуация на тот берег шла, у него на глазах бомба в баркас попала. А там жена его была и сын. Он и тронулся умом. А так он мужик хороший, беззлобный…

Господи! Нет тебя, нет! Разве можно выдумать более страшную муку: пережить смерть семьи, случившуюся на твоих глазах, потерять душу, а потом остаток жизни искать сына в сходящей на берег толпе?

Искать и не находить.

И забывать о том, что искал…

Мирная работа сорок третьего

Небо было пронзительно голубым, каким оно бывает только в мае.

И трава пронзительно зеленела. По траве хотелось бежать вслед за набирающим высоту воздушным змеем.

Наша саперная рота получила участок близ Лысой горы.

— Миноискатели дрянь, — слегка заикаясь, сказал сержант Цыплаков. — Да и не помогут они. Немцы ставят мины в деревянных корпусах, миноискатели на них не реагируют.

Два месяца назад неподалеку от Цыплакова рванула такая мина. Окровавленного и серого от земли, его привезли в санбат. Раны оказались неглубокими, а вот последствия контузии еще сказывались.

— Схемы бы нам, схемы, — помечтал командир взвода. — Но нет схем. Говорят, немцы их умышленно уничтожили.

— А чего ты от них хотел? — ехидно спросил Цыплаков. — Мы бы, отступая, им тоже своих минных полей не оставили бы. Война!

— Для сталинградцев она кончается. Фрица сюда больше не пустят. — Ефрейтор Забровкин присел на корточки, неловко свернул цигарку. Порыв ветра смел с шершавой ладони махру. Забровкин что-то проворчал, достал из кармана кисет.

— Да не мучься ты, — лениво сказал лежащий на плащ-палатке комвзвода. — На, закури трофейные. Соседи позавчера в лесу контейнер с зимней помощью нашли. Там этого добра вдоволь. Поделились ребята, ага!

— А я бы все это добро колючкой огородил, поставил бы надписи, мол, мины, — мечтательно сказал Забровкин. — И пусть стоят, пока по показаниям пленных схемы расстановки составлены не будут. А то мы ковыряемся, ковыряемся… Слышь, лейтенант, а почему щупы такие короткие?

— Можно подумать, что длинный щуп тебя спасет, — равнодушно сказал комвзвода.

Ему было двадцать два, вокруг оживала природа, и страстно хотелось любви.

— Лейтенант, а соседи с нами только куревом поделились? Я помню, мы зимой таких контейнеров штук пять раскурочили. Чего там только не было! Даже гондоны! Интересно, они что думали, наши девки им давать будут?

— А тебе что, гондоны понадобились? — глядя в небо, спросил лейтенант, чувствуя, как в жилах пульсирует кровь. Ему было двадцать два, а он еще ни разу не целовался.

— Да я так, — чуть смущенно сказал Забровкин. — Там ведь еще колбаса с тушенкой были и ихний шнапс. Я к тому, что хорошо было бы шнапсом этим глотку промочить, а потом горячей картошечкой с тушенкой… Да! Тут на Горной поляне колхоз, думаю, не отказали бы в картошечке, а, лейтенант?

— Будет вам по сто грамм, — сказал лейтенант и сел. — Даже по двести, как поле пройдем.

По зеленеющему первой травой полю медленной неторопливой цепью шли бойцы его взвода.

— А все-таки, б-братишечки, — сказал Цыплаков, — мы делаем мирную работу.

— Да ну! — усмехнулся Забровкин.

— Т-точно говорю. Не воюем, мины не ставим, а н-наоборот, д-делаем все, чтобы духа их не было. Глянь, какое п-поле. А будет на нем сад. Огромный с-сад — вишни там, яб-блони со с-сливами. Д-для того и к-корячимся, чтобы кто-нибудь из гражданских по дурости на воздух не взлетел. Скажем, п-пацаны. Да они чихать х-хотели на т-твою колючую проволоку. И на н-надписи разные…

Он не договорил. Слишком долго, наверное, слова выговаривал. На правой стороне поля вдруг вспух земляной фонтан и спустя мгновение донесся раскат грома.

— Стороженко, — вскочив на ноги, определил лейтенант.

— Мирная работа, — тоскливо сказал Забровкин.

— Хватит сидеть, — лейтенант смотрел на поле так, словно взглядом хотел поднять Стороженко из мертвых.

Опала потревоженная земля. В пронзительном синем небе медленно плыла темная точка. Словно душа рядового Стороженко в последний раз оглядывала мир с высоты.

— Забровкин, заменишь Стороженко, — приказал лейтенант. — А ты, Цыплаков, пройдись по ребятам с левого фланга. Ты самый опытный, глянь своим глазом, все ли правильно делают. В центре сойдемся, переговорим.