Читаем Горькая соль войны полностью

Женщинам кавалеры купили сладкое винцо «Кюрдамир», себе взяли водочку, Мария Николаевна пожарила им картошечку, принесла из погреба соленых огурчиков и грибков, Пашка откуда-то приволок курицу, но она была неощипанная. Ей отрубили голову, бросили около керогаза и забыли после первых же рюмок.

— Шестеро, говорите? — переспросил Шарун. — Это что же, две женщины и четыре мужика?

— Ну почему же, — возразила хозяйка. — Трое на трое их было. Еще Алка Бакланова была, они ее вроде бы по пути встретили.

— А кто из мужиков гулял? — спросил Дронов.

— Пашка этот, дружок его, они его еще Армяшкой звали, по виду точно нерусский. А третий наш оболтус, Виноградов Ленька, на соседней улице живет.

— И что дальше было?

— Посидели они малость. Мужики выпили крепко. Пашка вроде бы Татьяну в кровать пригласил, да та отказалась. Смеялась, мол, тебе с одним глазом в мой мышиный глазик и не попасть. А он ей сказал: ну, в такую-то лоханку я не промахнусь. Она его по морде! Пашка обозлился, схватил ее за волосы, начал хлестать. Армяшка ему и говорит: ты, мол, на улицу с ней выйди, компанию не порть. На улице разбирайтесь. Тут Пашка левольверт свой и достал. Ткнул им армяшке в лоб и кричит: «Умный, да?! Шмальну вот сейчас, весь твой ум на стенке останется!» Девки, конечно, завизжали, Пашка Татьяну в охапку и на улицу с ней. Минут через десять воротился, сказал, что отпустил. Армяшка к тому времени с Анькой, которая Селиванова, на кровати пристроился. Я к себе ушла, больно мне надо на ихнюю похоть глазеть! Слышу, Анька с кровати ему и говорит: «Отпустил, говоришь? Знаем мы, отпустил бы, если бы Танька от тебя не убежала!» Пашка ей в ответ: «Тварюшка! Такие прошмандовки от настоящего мужика в жизнь не убегут!» Анна ему и выдала, мол, у настоящих мужиков бабы сами в койку ложатся. Тут выстрел и грохнул! Алка как заорет, я сразу поняла, чем дело пахнет, за печкой спряталась. Слышу, Армяшка и говорит: «Ну, какого хрена, Кривой, у меня вся рубашка в крови!» Пашка ему: «Застираешь!» и Алке говорит, мол, извини, подружка, так уж вышло, свидетель ты теперь, нет никакого резона тебя в живых оставлять! А сам на мою половину: где Машка? Ну, думаю, вот и все, последнее солнышко тебе сегодня светило. Полазил он, да с пьяных глаз меня не нашел. «Ушла, — говорит, — ее счастье». И Армяшке: «Выводи красотулю во двор, пускай последний разок на небо синее глянет».

— А Виноградов?

— Ленька-то? А что Ленька? Сидел, хмылился, Пашке говорит, желаешь, мол, подписаться, твое дело, а других не втягивай. Пашка ему и говорит: да, хочешь чистеньким остаться? Вот ты ее и кончишь, если Армяшка не согласится. Тот и говорит: а я здесь при чем? Вы картишки раскинули, вам и взятки брать. А потом они ушли, а что дальше было, не знаю. Я глянула, Анька на постели вся в крови лежит, ну, дворами и подалась к соседке.

— Почему же в милицию не сообщила?

— Так сначала воздушная тревога была! Немцы заводскую зону бомбили. А потом страшно стало. Я же говорю: бешеный. Если уж он девок пострелял, что ему моя жизнь?

Шарун посмотрел на спокойного Иванова.

Тот поймал взгляд лейтенанта, вопросительно изогнул бровь и пошевелил пальцами правой руки. Шарун кивнул. Костя отлепился от стены и вышел из комнаты. Нет, ребятки подавали надежду.

— Сегодня они приходили? — продолжил допрос Дронов.

— Нет, — сказала хозяйка. — Не было никого. — И ахнула, прикрывая рот ладошкой: — Дура я, дура! А ведь придут. Вы меня в милицию заберите, боюсь я их.

Вошел все такой же невозмутимый Иванов, сонно глянул на оперуполномоченного, еле заметно кивнул головой.

Шарун вздохнул. Простенькое дело подсунул Говорков, спасибо ему! Нет, дело-то, пожалуй, и в самом деле оказалось несложным, только три покойницы для простого дела многовато.

— Где? — спросил он Иванова.

— В саду, — сказал тот. — За кучей навоза лежит.

— И гильза? — уже для проформы поинтересовался Шарун и едва не покраснел от допущенной оплошности. Гильза в барабане револьвера остается. Дурак ее выбросит, скорее с собой унесет. Зачем улику оставлять?

Но оказалось — дурак и был.

— Рядом с трупом валялась. От нагана, — сказал Иванов. — Что характерно, привычка у него дурная — в голову стреляет. И любит, чтобы боекомплект полным был. Сразу же стреляную гильзу на целый патрон заменил. Не боится, скотина, следы оставлять!

7

Разглядывать трупы, когда хорошо представляешь, что случилось, а главное, кто это сделал, занятие бессмысленное и ничего, кроме бесполезной растраты времени, не принесет. Сотрудники районного отделения занялись непосредственной работой, а ее им досталось немало: кроме Анны Селивановой, обнаруженной в кладовке, им предстояло осмотреть и труп Аллы Баклановой, который Иванов обнаружил в саду.

— Нагадил мне этот Кривой, — морщась, сказал участковый Васин. — Это же надо. Тихо-мирно все было и на тебе — разговелись! И как! Поставят мне теперь ведерную клизму, скажут, не уследил. А как за ними углядишь? Нет, надо же, какой урод! Ну, морду бы набил, так нет, взяли же моду стрелять!

Леньки Виноградова дома не было.

Перейти на страницу:

Все книги серии Волжский роман

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Память Крови
Память Крови

Этот сборник художественных повестей и рассказов об офицерах и бойцах специальных подразделений, достойно и мужественно выполняющих свой долг в Чечне. Книга написана жестко и правдиво. Её не стыдно читать профессионалам, ведь Валерий знает, о чем пишет: он командовал отрядом милиции особого назначения в первую чеченскую кампанию. И в то же время, его произведения доступны и понятны любому человеку, они увлекают и захватывают, читаются «на одном дыхании». Публикация некоторых произведений из этого сборника в периодической печати и на сайтах Интернета вызвала множество откликов читателей самых разных возрастов и профессий. Многие люди впервые увидели чеченскую войну глазами тех, кто варится в этом кровавом котле, сумели понять и прочувствовать, что происходит в душах людей, вставших на защиту России и готовых отдать за нас с вами свою жизнь

Александр де Дананн , Валерий Вениаминович Горбань , Валерий Горбань , Станислав Семенович Гагарин

Проза / Историческая проза / Проза о войне / Эзотерика, эзотерическая литература / Военная проза / Эзотерика
Три повести
Три повести

В книгу вошли три известные повести советского писателя Владимира Лидина, посвященные борьбе советского народа за свое будущее.Действие повести «Великий или Тихий» происходит в пору первой пятилетки, когда на Дальнем Востоке шла тяжелая, порой мучительная перестройка и молодым, свежим силам противостояла косность, неумение работать, а иногда и прямое сопротивление враждебных сил.Повесть «Большая река» посвящена проблеме поисков водоисточников в районе вечной мерзлоты. От решения этой проблемы в свое время зависела пропускная способность Великого Сибирского пути и обороноспособность Дальнего Востока. Судьба нанайского народа, который спасла от вымирания Октябрьская революция, мужественные характеры нанайцев, упорный труд советских изыскателей — все это составляет содержание повести «Большая река».В повести «Изгнание» — о борьбе советского народа против фашистских захватчиков — автор рассказывает о мужестве украинских шахтеров, уходивших в партизанские отряды, о подпольной работе в Харькове, прослеживает судьбы главных героев с первых дней войны до победы над врагом.

Владимир Германович Лидин

Проза о войне