Горькая соль войны

Девятьсот рублей — не бог весть какая сумма. И это означало, что обязательно Кривой со своей компанией снова пойдет на разбой или грабеж, причем в ближайшее время. Вот тебе и простенькое дельце! Установить-то мы их всех установим, подумал Шарун, в ближайшее время. Но ведь главное не установить, их еще задержать надо, пока они не натворили большего. Хотя, с другой стороны, куда еще больше — они уже оставили три трупа на Быковской. И пусть девки были шалавами, от этого не становилось легче. Какие они ни были, пули уж точно не заслуживали.

— Я позвоню? — спросил Шарун.

Дежурный подал ему в окошко телефон.

— Это всегда пожалуйста, — вежливо сказал он. — Это у нас просто.

Уже взяв трубку, Шарун вдруг сообразил, что не помнит телефона Говоркова.

— Глянь там у себя Говоркова из ОББ, — попросил он дежурного.

Говорков был на месте. Сидел, читал какие-то бумаги. Выслушав лейтенанта, он сказал:

— Я же говорил, что ты быстро въедешь во все дела. Данные на Виноградова мы сейчас поднимем, ориентировку на его задержание дадим. Ну и приметы подельников. Мнится мне, вместе они будут теперь отираться, если этого самого Виноградова уже в покойники не записали.

— Может, и так, — согласился Шарун. — А поднимать ничего не надо, все есть. Паспорт его у меня.

И продиктовал данные паспорта, взятого им в доме Виноградова.

— К восьми быть обязательно? — спросил он, когда Говорков перестал записывать.

— Да, — сказал тот. — Петраков всех собирает.

9

Прежде чем вернуться в управление, Шарун еще успел забежать в городской сад и встретиться со своим бывшим агентом, который обслуживал аттракционы. По роду работы человек этот много чего знал — в городском саду встречались люди самых разнообразных занятий. Особенно в павильоне, где играли в шахматы, или, скажем, в бильярдной, куда приходили катать шары представители богемы и воровского мира. Да и военные здесь с удовольствием проводили время. Сейчас, когда фронт приблизился к городу на угрожающее расстояние, представителей богемы стало меньше, многие отправились в хлебные города Ташкент и Ашхабад, а за ними потянулись и люди воровских профессий, которым становилось нечего делать в городе — не босоту же с рабочих окраин шерстить. Правда, и беспредельщиков пока еще хватало. Ворье, которому запретили прописку в городе, оседало в пригородных поселках — Гумраке, Краснослободске, Разгуляевке, Сарепте и оттуда совершало набеги на город. Руководство НКВД поставило вопрос об отнесении города к первой категории с естественным созданием вокруг него двадцатипятикилометровой зоны, и, не дожидаясь решения ГКО, принялось чистить воровские малины и притоны. С началом войны заработали трибуналы, поэтому многие жулики угодили в места не столь отдаленные до самого конца войны. Но военная нужда плодила новых.

Поэтому оперативные облавы в городе проводились еженедельно и каждая облава давала определенный результат. Проверялись притоны, воровские малины, работающие рестораны, забегаловки, рестораны, катраны[4] или, как тогда это именовалось, места возможного скопления социально вредных элементов.

Считалось, что этим подрубается сук, на котором могут усесться шпионы и диверсанты.

Немецких поселенцев из города выселили, отправили эшелонами куда-то в Казахстан, и, на взгляд Шаруна, поступили совершенно правильно: любовь к Родине по-разному может взыграть, в душу к людям не залезешь, как определить, на какую родину человек молится — на родимый Союз или фатерлянд? Впрочем, дело милиции с бандитами и ворьем бороться, а как там и что наверху решают, начальству виднее. У них головка тыковкой, они дальше видят и лучше все понимают.

Бывший агент оказался на месте и не особо огорчился, что ему снова дело нашлось. Отнесся он к этому как человек, которому все едино — горшком о камень, камнем ли о горшок, в любом случае будет плохо только горшку. Когда оказываешься между молотом и наковальней, главное лечь так, чтобы не больно было. И нехай себе куют!

Вернувшись в управление, Шарун застал в кабинете своих помощников. Они сидели и азартно кололи задержанного, при виде которого и Шарун невольно сделал стойку — ребята приволокли Леньку Виноградова. Нет, это уж точно, удача им улыбалась.

— В землянке задержали, — сказал Дронов, весело улыбаясь. — Отсиживался гад в темноте!

— Допрыгался, — беззлобно сказал Шарун.

Виноградов прижал руку к груди.

— А я что? — сказал он. — Я ничего. Это все Пашка с Колькой. Я и не стрелял вовсе, мамой клянусь!

— Посмотри, какую мы у него игрушку отобрали, — сказал Иванов и положил на стол новенький офицерский вальтер. — Вот этим он в пивной махал!

— В пивной был, — сказал Ленька быстро. — Но ведь не стрелял же! И девок я пальцем не трогал. Мы же с одного кутка, я их с детства знаю! Это Пашка все, у него последнее время голова с телом не дружит. На фига мне было Аньку с Танькой мочить?

— Машинка откуда? — спросил Шарун.