Горькая соль войны

Шарун посмотрел на Дронова.

Казалось, что оперативник и в самом деле увлекся поливом деревьев и клумб, но спустя некоторое время Дронов посмотрел в сторону лейтенанта и едва заметно кивнул, давая понять, что тоже заметил пришельцев.

Боголапов и Юсаев поднялись по ступенькам высокого крыльца и скрылись в дверях павильона. Дронов бросил шланг и подошел ближе, занимая позицию под окнами павильона.

Иван Николаевич вместе с Ивановым неторопливо поднялись по ступенькам крыльца.

В кабинете Бабичева о чем-то ожесточенно спорили.

Шарун потянул из кобуры наган и кивнул Иванову. Тот ответно кивнул лейтенанту, начал примеряться к двери, и в это время в кабинете Бабичева грохнул выстрел.

Двери кабинета распахнулись, и на пороге показался Боголапов. Лицо у него было красное, в руке чернел ствол. Заметив изготовившегося лейтенанта, Боголапов резко толкнул замешкавшегося Иванова, вскинул револьвер. Шарун умело ушел ему под руку, перехватил кисть руки, сжимавшую револьвер, шагнул за спину бандита и одновременно вывернул ему руку. Грохнул выстрел, пуля с визгом метнулась по коридору, впилась в деревянную стену, вырывая из нее щепу. Боголапов заорал, уронил револьвер, рванулся из павильона, зацепился каблуком за порог и покатился по высоким ступенькам.

Лейтенант резко рванулся в кабинет, краем глаза отметив, что Иванов благополучно поднимается с пола, увидел полного мужика, навалившегося грудью на стол, обшарил взглядом кабинет, ища Юсаева, но не успел. Зазвенели стекла — Юсаев прыгнул в окно, вынося телом раму, снаружи послышался неразборчивый возглас, потом грохнул выстрел, кто-то коротко вскрикнул, и все стихло. Стал слышен топот сапог бегущих издалека бойцов.

— Держи Кривого! — крикнул Шарун.

Дронов стоял с пистолетом в руке над неподвижным телом бандита.

— Убил? — с досадой спросил лейтенант.

— Живой, — сказал Дронов. — Второй ушел, гадюка! Я ему вслед стрелял.

К павильону подбежали солдаты из комендантского патруля.

— Что случилось? Кто стрелял? — на одном дыхании спросил старший.

Иван Николаевич предъявил ему удостоверение.

— Оперативное задержание, — пояснил он. — Ценный кадр — разыскивался за грабежи и убийства. А еще один ушел! Ах, Петя! Как же ты в него не попал!

— Хитер, гаденыш, — мрачно сказал Дронов. — Петлял, что твой заяц!

В воздухе стоял тяжелый гул, доносящийся с безоблачных небес.

Гул нарастал.

— Как же это так? — с некоторой долей растерянности и вместе с тем властно спросил старший комендантского патруля.

Шарун наклонился, переворачивая Юсаева на спину. На асфальте аллеи опасно блеснул выроненный бандитом револьвер.

— «Смит-вессон», — определил Иван Николаевич. — Похоже, тот самый, что на грабеже в Горликбезе засветился. Да ты не волнуйся, старшина, он сейчас с напарником в павильоне замдиректора сада пристрелил, взят, как говорится, на месте преступления.

— Этот? — переспросил старшина.

И в это время послышался приглушенный мат и на крыльце павильона появился Иванов, держащийся обеими руками за голову. По щеке стекала тоненькая струйка крови.

— Ранен? — спросил лейтенант.

— Все нормально, Иван Николаевич, — сказал он. — Стеклом зацепило.

Шарун рукавом гимнастерки вытер вспотевшее лицо, и тут по городу завыли сирены, оповещая об угрозе воздушного нападения. К сирене присоединились своими гудками паровозы, но сделано это было с запозданием — с востока, пересекая остров Крит и Волгу, на город выходили немецкие бомбардировщики. Они шли на высоте двух тысяч метров, поблескивая остеклением кабин. На город легла тень от летящих бомбардировщиков. Такого количества самолетов лейтенант Шарун и на фронте никогда не видел.

Запоздало ударили зенитки, небо покрылось рваными клочьями черных разрывов, их было так много, что в размытых букетах разрывов не стало видно самолетов. Но они продолжали неотвратимо наползать на город, готовясь избавиться от своего тяжелого и опасного груза. Они выходили на центр города, и остановить их было невозможно…

— Мать твою! — выругался Шарун. — Быстрее, Костя. Быстрее!

И в это время послышался вой несущихся к земле бомб.

Земля стала дыбом, Шарун даже не сразу сообразил, что лежит, чувствуя дрожание почвы.

В грохоте рвущихся бомб растворились и гул самолетов, и выстрелы зениток.

Казалось, что самолеты, пикирующие на город, налетают сразу со всех сторон. Одна волна воздушных машин уступала место другой, казалось, что все это будет длиться вечность.

Несколько бомб легло в дома близ горсада.

Немцы использовали бомбы разного типа — полуразрушенные фугасками дома пылали, подожженные термитной смесью «зажигалок». В развалинах горело все, что только могло гореть.

В коротких перерывах между налетами Иван Николаевич сумел осмотреться.

Подожженный город пылал сплошным дымным костром. Горели универмаг и гостиница «Интурист», драмтеатр и частные дома у железной дороги напротив тюрьмы, горела Даргора, высокие столбы дыма вставали над Балканами, аэродромом летного училища, над рабочими поселками и хранилищами нефтяного синдиката.

— Что будем делать? — обратился к лейтенанту старший комендантского патруля.