Горькие кабачки

Завершена церемония вечернего полива. Закрутил Тихон Лукич кран, сменил калоши на сланцы, разжарил на сковородке боровики да сыроежки, что насобирал накануне. Подхватил дымящуюся снедь, попёрся к соседу: ладно, мол, не дуюсь уже на тебя. Заглянула на жареное амбре и Клара Карловна, сославшись на то, что делать нечего, по телеку одни ток-шоу, от которых у неё голова раскалывается.

— Ох, я эти без толку-шоу давно не слушаю, — махнул рукой жующий Касьян Демидыч.

— А у меня телевизор пятнадцать лет назад сломался, так я вообще его не смотрю, — похвастался Тихон Лукич, накалывая на вилку сочную пёструю ножку.

— А шо ж ты его себе не починишь?

— Да там лампа накрылась, которую при царе Горохе выпускали. Я поначалу разыскивал замену, на Митинский рынок ездил, на Авито мониторил. Так и не нашёл. А потом задвинул тему, решил книжки перечитывать. И теперь мне по фигу на Останкино сделалось. Книжки интереснее.

— Без телевизора твой апофигоз проспит всё, что в мире творится, — проворчал Касьян Демидыч.

— Так в мире одно и то же творится: мир по кругу устроен. Вертится.

— Вот и потонешь в неожиданно нахлынувшем водовороте.

— А ты, прям, нет? — полез занимать позу Тихон Лукич.

— Ну, меня-то хоть по телеку предупредят.

— Так ежели тебя предупредят, ты, известное дело, тут же примчишься и меня предупреждать. Что я тебя не знаю, что ли?

Клара Карловна простодушно поддержала соседа, подкармливающего её шоколадными конфетками:

— Телевизор помогает докопаться, что нынче чёрное, а где — белое. Без него поди разберись.

— Держи карман шире, — пристыдил соседей проницательный Тихон Лукич. — Если вы уверены, что вами не манипулируют, поздравляю: вы в надёжных руках профессионалов из ЦРУ.

И бровью не повела Клара Карловна. ЦРУ её не касалось. Жизнь Клары Карловны пробурлила в школьных застенках завучем по воспитательной части. Эх, где сейчас её любимая хлёсткая деревянная шестидесятисантиметровая линеечка? Даму побаивались и уважали. Впрочем, так же, как и теперь в дачном товариществе.

Прониклась Клара Карловна воспоминанием, как провела последнее собрание родительское перед выходом на пенсию:

— Представляете! В коридорах школы шептались: ужели Клара Карловна? Как же без неё будет-то? Кавалеры сбежались в школу хоть одним глазком, хоть напоследок меня в памяти запечатлеть, ведь как наслышаны были за долгие учебные годы отпрысков своих непослушных… Да-да! Мужчин на том собрании было столько же, сколько и женщин, — помялась Клара Карловна, но не позволила себе соврать: — Но женщин больше!

— А шампанское разливали? — улыбнулся подобострастно Касьян Демидыч.

— О, да! В учительской. Представьте — уже в ночи! Полусладкое.

— Полугадкое, — поморщился несносный Тихон Лукич. — Пить надо брют. Всё остальное с сахаром.

— Ну, если б у меня был миллион рублей, я бы пил исключительно брют, гран-крю, икс-о, блю лейбл и аньехо, — сумничал Касьян Демидыч Гурчик, продемонстрировав крайнюю осведомлённость в непролетарских напитках. — С дырой же в кармане приходится пить самогон.

— О, если б у меня был мечталлион рублей! — передразнил соседа Тихон Лукич. — Я бы заставил его размножаться процентами и кормил бы голодающих.

— Ага, пиццей из Макдональдса, — занервничал подполковник в отставке, косясь на Клару Карловну, расположение которой мог и утратить после такого популистского заявления соседа.

— В Маке не подают пиццу, — поморщилась Клара Карловна, заслуженный работник школьного воспитания, профессиональные знания которой распространялись и на молодёжный общепит, так как за годы службы понятия «воспитанный ребёнок» и «упитанный ребёнок» в её сознании причудливо переплелись.

Так за разговорами и подошли к концу жареные грибочки на закопчённой сковородочке. Спохватилась гражданка Кораллова, метнулась к себе на фазенду. Вернулась тут же, запыхавшаяся, розовощёкая (Касьян Демидыч аж залюбовался). В руках заботливо держит запыленную баночку литровую.

— А теперь отведайте сморчков моих маринованных.

— Пошла Клара на базар и купила грибной вар, — шепотом съехидничал Тихон Лукич.

— С тех пор, как я в прошлом году зевнула, чуть не вывихнув себе челюсть, я прекрасно всё слышу, — напомнила Клара Карловна тем самым тоном, которым воцаряла в классе полную тишину.

На следующий день, выкушав на завтрак овсяную кашку на воде, запустил Касьян Демидович Гурчик на своей летней кухне кипучий деятельный процесс. Потрошит кабачки с грядки, режет дольками, растирает в мясорубке. Прирастает бездонная алюминиевая кастрюля заветной мякотью.

К обеду умаялся. Сполоснул ладони в мойдодыре, воды напился, а тут и сосед заглянул сковородку свою забрать, вчерась ведь забыл про неё напрочь. Помыл Касьян Демидыч Тишину сковороду с пеной, та аж заблестела, как новая. Любуется работой своей, протягивает соседу. Благодарит Тихон Лукич, а сам косится на полуторавёдерный чан, на варево будущего, а в толк взять не может:

— Какого ж резону самому гнать, когда в «Пятёрочке» икра кабачковая «Красная цена» сто́ит копейки?

— Дурак ты, Тиша, жизни не знаешь. Своя икра если б в сельпо попала, знаешь, почём бы продавалась?