Горькие кабачки

Ничего не ответил пристыженный Тихон Лукич. Уж больно нелепой приключилась история с этой гречкой. Подумаешь, позавчерашняя, ну и что с того? Сколько раз он и недельную гречку находил в холодильнике. Разжаривал на сковородочке, да с лучком. И ничего! Да и если бы прокисла эта злополучная гречка — оно ж понятно, логично, не обидно. А тут — чем горло не полощи, горечь не выветривается изо рта, как будто не слюни вырабатываются в нём, а синильная кислота какая-нибудь. Вот и Касьяну рассольчик очевидно не помог: отплёвывается, места себе не находит, рожа злая.

— А если вовсе не в грече дело, — аккуратно прощупал почву Тихон Лукич, — это ты ж мою сковородку мыл!

— Не, ну какой ловкач! — тут уж Касьян Демидович Гурчик и взаправду обиделся. — Я ему сковороду до блеска отмыл, а он мне свои намёки грязные намекает.

Набычили лбы друг на друга пенсионеры. Затаили злобу. Тихон Лукич подозревал отставного подполковника, что тот ему в шутку сковородку микстурой какой обмазал. А Касьян Демидыч искренне не мог взять в толк, причём тут он, и не собирался смиренно попускать соседу агрессию.

В тот самый момент в дверях летней кухни нарисовалась Кларочка Карловна Кораллова собственной персоной. На голове пучок, поверх пучка косынка. В руках глубокая тарелка с котлетками.

Обрадовались было мужчины, что сердобольная Кларочка явилась их покормить. Взглянули на даму благодарно, а та сама не своя: челюсть перекошенная, губы облизывает, отплёвывается.

— Я не знаю, что там про сегодня звёзды наболтали, но, хотите верьте, хотите нет, я впервые в жизни пожарила горькие котлетки.

Переглянулись пенсионеры. Пожевали губами горечь неубиваемую, ничем изо рта невыполаскиваемую. Поставили рядышком сковородочку с гречей и тарелочку с котлетками и уставились на них, в попытках распознать то ли здравый смысл случившегося, то ли нездоровую бессмыслицу, от которой, надо признаться, и до дурки один ленивый тычок.

Не забыли и наверх посмотреть: а вдруг и в самом деле Бог есть? Следит оттуда за безбожными похождениями невоцерковленных детей минувшей эпохи научно-технического прогресса, когда храмы воспринимались исключительно архитектурными достопримечательностями. Может пыльцу какую послал Всевышний, словно кару небесную? Жнут детки несмышлёные по всей волости кто горькие пельмешки, кто горькие пирожки, а кому и горький омлет ниспослан за грехи коллективные.

Первой заёрзала заслуженный работник школьного воспитания. Не входило в её планы сошествие с ума неизвестно куда. Ведь только-только человек на пенсию вышел! Вся жизнь, можно сказать — впереди! Вечно молодой, ядрёный и задорный дух требовал успокоиться и вдумчиво разобраться.

— Зачем человеку сто миллиардов нейронов и квадриллион синаптических связей? — вспомнилась Кларе Карловне одна из коронных заумных фразочек, которыми она достукивалась до сознания лодырей и двоечников.

В этот раз она достучалась до мозжечка Касьяна Демидыча:

— Ну! Шо мы сидим понурые, як в ночь перед грабежом?

Затем до левого полушария Тихона Лукича:

— Давайте проанализируем, что может быть общего у гречки с котлетами?

— То, что они съедобные! — мгновенно сообразил гордый отставной офицер.

— В своеобычном состоянии, — напомнила ему Кларочка, покачав головой.

— Эдак мы ни к чему не придём, — пристыдил коллег по дедуктивному цеху Тихон Лукич, — предстоит найти неочевидную связь.

Будучи человеком среднеобразованным, зато широких практических взглядов, обладающий юркой природной смекалкой и поглотивший тонны библиотечных книг, Тихон Лукич Бесполезняк попытался заглянуть в самый корень произошедшего казуса, словно в головоломку на странице журнала «Наука и жизнь».

— Сковородку помыл Касьян прежде, чем я гречу разжарил.

— Опять ты за своё! — вознегодовал подполковник в отставке.

— Мясорубку мою тоже! — всплеснула руками Кларочка.

— Вы меня в чём-то подозреваете? — насупился Касьян Демидыч, не ожидавший ножа в спину от дамы сердца.

Отчётливо мерещилось Тихону Лукичу, что витал искомый корень проблемы у него аккурат перед глазами. Да только никак не удавалось пенсионеру навести на него фокус, так как тот перемещался синхронно со слепым пятном. Пришлось действовать на ощупь.

— Касьян мне друг, но истина дороже! — перефразировал Тихон Лукич Сократа и решительно направился к мойдодыру.

Ощупал, осмотрел нехитрое устройство дачной водораздачи с ёмкостью под колодезную воду, где был предусмотрен электронагреватель. Исследовал краник и незатейливый слив в помойное ведро. Опустил голову в раковину и аккуратненько коснулся эмалированного металла самым кончиком языка. Тотчас отпрянул. Сплюнул через распахнутое окно.

— Есть! Оно!

— Горечь? — растерялся Касьян Демидович Гурчик.

— Ещё кака́я!

— Как же так, Кася? — повернулась с укоризной Кларочка, и почва поплыла из-под ног бравого отставного подполковника.