Горькие травы

Пахло горелым намокшим углем, распаренной овчиной, сухим навозом, и Марфа все время хотела проснуться. Она видела идущего по дороге человека в вымокшем, раскисшем полушубке и опять не могла его догнать. Она вдруг увидела, что у него один рукав пустой, и, не в силах больше бежать, схватилась за сердце. Она понимала: если не окликнуть, он уйдет. У нее пересохло горло, пропал голос, она лишь беззвучно шевелила сухим языком.

— Степан! — позвала она наконец и проснулась и долго не могла понять, где она и что с ней.

Дед Силантий спал сидя, уронив голову набок, на грудь, из уголка рта у него вытекала на бороду струйка слюны. «Мамочки! — испугалась Марфа. — Вот беда, все продрыхла!» Она разбудила деда Силантия, приказала ему подбросить в печку дров и побежала к коровам. Та самая, которую она вечером пожалела за худобу, лежала, вытянув голову, подкатив глаза, другие беспокойно топтались в своих загонах и тревожно помыкивали. Марфа похолодела. «Так и есть, давно трудится, совсем из сил вышла». Марфа метнулась назад, зачерпнула воды из котла, вымыла руки с мылом.

— Беги за ветеринаром, дед, — сказала она. — Лысуха давно, видать, трудится, все ногами выбила. Сдохнет, гляди.

Дед Силантий еще не проснулся окончательно, вытирая рот ладонью, пробурчал:

— Ништо, в колхозе хватит.

— Беги, я тебе сказала, черт старый, я тебе…

— Да ить сами справимся, што я, не видел на своем веку? Тоже мне, думаешь, в начальство вышла, обрадовалась, в правленцы ее выбрали. А может, я никакого начальства не боюсь? Ты этого не знаешь? Не боюсь, и все тебе…

Марфа, без телогрейки, с засученными рукавами, уже не слышала, и дед Силантий стал собираться идти, кряхтеть и охать. Ноги, руки совсем занемели, и он, вместо того чтобы сделать, как приказала Марфа, заковылял вслед за ней, прихватив только висевшую на стене бечевку. Марфа, присев на колени, возилась у коровьего зада, дед Силантий стал распоряжаться.

— За голову-то его лови, за голову, — советовал он, топчась рядом, намереваясь нагнуться и отказываясь от этой бесплодной попытки из-за боли в пояснице. — Или за ноги, слышь, за ноги его.

— Идет неправильно, не пойму, — сквозь зубы отозвалась Марфа. — Я тебе сказала, куда нужно, ты чего стоишь, старый хрен?

— Ге-е, пока я добегу туда, полстада сдохнет. Ведь вот надо было телефонию протянуть, счас бы — дзык! — и готово тебе.

— Помолчи, иди, ей под голову брось-то сенца, глаз о мерзлячья повредит.

— Ништо. Ишь нежные какие все стали.

У Марфы взмокло лицо, и дед Силантий видел, как под ситцевой кофтой ходили у нее лопатки и выступал худой позвонок.

— Тянешь? Ты его за ноги, за ноги чепляй, оно ловчее. Дай я тебе помогу, только полушубок скину.

— Не лезь, руки-то небось век не мыл. Корова — скотина чистая небось.

Марфа говорила, не глядя на деда Силантия, и тот сокрушенно качал головой.

— Худоба-то, срам один, довели скотину, растелиться не может! Нечего сказать — хозяева!

— Помолчи… Сам на что — чурка с глазами? Склизкие-то, никак не ухватишь, — сказала Марфа и замолчала, выпрастывая ножки. Выпростала и бессильно откинулась, отдыхая и вытирая локтем вспотевшее лицо. Отдыхать долго было некогда. — Дай бечеву, — сказала Марфа, сделала петлю и захлестнула ею торчавшие слабенькие ножки, и корова, почувствовав помощь, слегка приподняла голову и опять уронила ее, стукнув рогом о мерзлячья, закатывая белый с красными прожилками глаз.

— Ничего, родная, потерпи, ну, поднатужься, еще, родная, еще маленько, — приговаривала Марфа. — Вот так, так, ну, отдохнем.

Она отдыхала вместе с коровой и потом опять тянула. Когда теленок вышел, Марфа сразу увидела, что это слабенькая, худенькая и дробная телочка. Она сразу стала дымиться на холоде, не шевелилась и не открывала глаз. Марфа испугалась теперь, что она неживая, и стала продувать ей ноздри, тормошить; почувствовав под своей рукой слабый толчок, измученно улыбнулась.

— Живая, вишь, со звездочкой, в мать.

Корова с опавшим брюхом лежала рядом, все так же вытянув голову и закрыв глаза, и Марфа засуетилась:

— Тепленьким ее надо напоить. Помоги-ка мне, дед, теленка унести. Да отстань, я сама, поднять помоги.

Она взяла теленка под задние и передние ноги и подняла. Корова тоже подняла голову, дрожа от напряжения шеей, и посмотрела ей вслед, призывно мыча.

В телятнике Марфа опустила теленка на пол. Он, неловко поерзав, скоро встал на дрожащие слабые ноги и вытаращил на Марфу большие, блестящие и бессмысленные глаза.

Дед Силантий принес телогрейку, и Марфа накинула ее на озябшие плечи. Ночь кончилась, и скоро должны были прийти скотники и доярки.

Марфа набрала в ведро теплой воды, растерла в ней вареной свеклы, густо посолила и поднесла отелившейся корове. И вспомнила, что забыла положить председателю в чемодан пару выстиранного и приготовленного белья, а он сам и не подумал посмотреть. Белье осталось лежать на полке для книг, — уходя на дежурство, Марфа видела его там.