Горькие травы

Дербачев быстро взглянул на нее и продолжал ходить по просторному, с большими окнами кабинету. У стола вместо массивного черного кресла — простой стул с жесткой спинкой. Дербачев не терпел рядом с собой даже намека на роскошь, не терпел ничего, что даже в чем-то казалось ему излишеством, — она знала и это.

Она ждала, внешне не выказывая беспокойства, хотя отлично понимала, что его не проведешь, и то, что она неспокойна и напряжена, ему известно. От этого ей хотелось нагрубить ему, надерзить, вывести из себя, чтобы он раскричался, затопал ногами.

— У нас с вами разговор важный, — признался он. — Приготовьтесь выслушать внимательно, спокойно. — Он опять взглянул на Борисову; она молча ждала, чуть сдвинув длинные прямые брови. — Вы сами понимаете, Юлия Сергеевна, Осторецкая область для меня не безразлична. Я слежу за вами пристальнее, чем вы думаете. Первое время не давали взяться за вас вплотную. А теперь уж…

— Да, понимаю.

— Из вас, Юлия Сергеевна, вырабатывается серьезный, крупный работник, вы на хорошем счету. Вы нам нужны, Юлия Сергеевна, будем говорить прямо. Перед нами большие трудности, и здесь нам прежде всего необходимо думать, искать, искать. В Осторецке у вас и здесь, судя по вашему выступлению на совещании, по отчетам, благополучно. А все-таки… — Дербачев чихнул и сердито высморкался.

Дербачев подошел к столу, сел, не глядя на Борисову, стал перебирать бумаги. Юлия Сергеевна знала, что за этим последует. Она знала, когда шла сюда, предчувствовала. Ну что же, она должна пройти и через это. Дербачев нашел нужное, пробегая глазами, засмеялся.

— Нет, вы смотрите, что вы делаете! Вы и заготовки блестяще выполнили, а палка-то о двух концах. Львиная часть доходов колхозов ушла на капитальное строительство. А трудодень, по сравнению со всеми вашими соседями, самый низкий. Как так получается, Юлия Сергеевна?

Она молчала и все же ровно глядела на него, и Дербачев увидел, что она все понимает, и его наконец начинал сердить этот упорный, светлый, сосредоточенный взгляд.

— Мы решили посоветоваться с вами. Есть мнение взять гидростанцию на Острице на счет государства, а колхозам постепенно возместить прежние затраты. Все-таки довольно крупные объекты.

— Разве у государства нет других дыр?

— Дыры найдутся, но это тоже не мелочь. — Он выдернул ящик стола, достал толстую синюю папку. — Я понимаю, вам самой хотелось поднять дело. Честь не та, заслуги, но что поделаешь? Даже если вам удастся закончить, колхозы… Почему на селе сейчас такое положение? От Сталина досталось тяжелое наследство, особенно здесь, на селе. Видел идею и забывал о людях, а значит, извратил идею. Люди, люди — вот о чем нельзя забывать даже на минуту, и вам тоже.

— Понимаю, Николай Гаврилович. Уже решено?

— Ничего не решено, — рассердился он неожиданно. — И ничего вы не понимаете. Не считайте меня олухом.

— Николай Гаврилович…

— Ничего не решено, я не должен был говорить вам. Не в ГЭС дело — в методах, Юлия Сергеевна. В наших методах. Решается вопрос о вас, потому и вызвал.

Заметив, как ее взгляд стал еще более напряженным, и улавливая в нем мелькнувшую от неожиданности растерянность и вопрос, который мог быть понят только им, Дербачев кивнул:

— Зачем вызвал? Да, Юлия Сергеевна, мы знаем друг друга не первый день, не первый, — повторил он, отвечая на ее взгляд. — Время коснулось и нас, не могло не коснуться. Устарели ваши методы, Юлия Сергеевна, безнадежно устарели. Понимаете, в архив их давно пора. Иногда ведь непонимание помимо воли может легко перейти просто в нежелание, так ведь. А это уже разные вещи, вы достаточно умны, чтобы понять. Сигналов больше чем достаточно и в адрес ЦК, и у вас на месте, Юлия Сергеевна. Вот глядите. Я мог бы вам и не говорить, и не показывать. Здесь письма, умные есть письма, все обосновано. Если хотите, познакомьтесь. Вы уж так думаете, я у вас честь отнимаю, счеты свожу.

Она перебирала письма и вдруг горестно покачала головой.

— Что вы? — подозрительно спросил Дербачев.

— И ты, Брут, — Юлия Сергеевна подняла серый конверт осторожно, кончиками пальцев. — Малюгин.

Дербачев внимательно на нее посмотрел.

— Кто этот Малюгин?

— С завода «Сельхозмаш». Такой примерный товарищ, выдвиженец, секретарь райкома, мой протеже.

— Ну, это вам наука. Что-то припоминаю. С какого бока он причастен к колхозам? Ах да, вы же сказали — выдвиженец.

Борисова промолчала, пробежала письмо.

— Мелочи, все мелочи, Николай Гаврилович.

— По-вашему. Познакомьтесь с мнением Клепанова.

— Я его мнение знаю.

— Что, тоже мелочи, Юлия Сергеевна?

— Значит, окончательно решено с ГЭС? — спросила она, уклоняясь от прямого ответа. — О чем разговор, конечно, здорово! Какой идиот откажется от помощи? — Она засмеялась. — Конечно, рада, все ликовать будут.