Горький апельсин

Однажды, уже в январе, в середине дня, возле коттеджа мисс Лэндерс меня подкараулил Питер на своей машине. Сказал, что попросил Мэллори дать ему развод. Я ответила, что он опоздал и что я выхожу замуж за Падди. Он уговаривал меня сесть к нему, чтобы мы спокойно все обсудили или чтобы он хотя бы просто отвез меня домой, но я не соглашалась. Так он и тянулся за мной всю дорогу до Килласпи, словно его машина – катафалк, а я – похоронный агент.

Там он прошел в дом, я не могла его остановить. Изабель к тому времени уже отчаялась от него хоть чего-нибудь добиться, но держалась с ним любезно: спросила, не желает ли он чаю, и позвала Дермода. Потом мы втроем сидели в гостиной и вели вежливую беседу. В жизни не чувствовала себя такой несчастной. Изабель мимоходом сообщила ему, что мою свадьбу решили устроить пораньше. Она ворчала насчет расходов: почему, мол, семья невесты должна за все платить. Питер сначала не понял, почему мы торопимся со свадьбой, а у Изабель хватило вежливости не объяснять, но он все время поглядывал на мой живот, пока я наконец не призналась, что беременна, и Изабель выпрямилась в кресле, словно не догадывалась, а Питер пришел в ярость. «Ты его любишь?» – спросил он про Падди. Я не хотела это обсуждать, мне казалось, что такой разговор ни к чему не приведет. Я уже несколько недель обдумывала, что в этой ситуации можно сделать, и мне казалось, что путь у меня только один. И тут все было не так просто, все совсем не сводилось к ответу, люблю ли я Падди или нет. Но Питер принял мое молчание за отрицательный ответ, протянул ко мне руку и сказал: «Что ж, тогда поедем со мной».

Кара вдруг подхватила связку ключей, которую положила сбоку, и встала:

– Хочешь сейчас посмотреть оранжерею?

– Подожди, – сказала я. – Я не понимаю. Кто был отец ребенка – Падди?

Я с трудом поднялась на ноги, но Кара уже прошла полтеррасы.

– О, Фрэнсис! – В ее голосе явственно слышалось раздражение. – Конечно нет! – крикнула она через плечо, тем самым завершая первое действие пьесы, опуская занавес и оставляя меня в ожидании второй половины рассказа.

В оранжерее было душно, в воздухе стояло множество запахов – растительности, почвы, перезрелых плодов. Сквозь листья, сквозь клейкий сок, капавший мне на кожу и одежду, я пробралась под ветками на середину, на более открытое пространство, где меня ждала Кара. Она не смотрела на меня, молча демонстрируя досаду – как экскурсовод перед туристами, которые вечно задают бессмысленные вопросы и постоянно отстают.

На полу, в различных стадиях разложения, лежали маленькие серые холмики, и я поняла, что это апельсины, что дерево годами плодоносило и роняло фрукты на каменные плитки: природа надеялась, что какие-то семена прорастут. Я помахала рукой перед лицом, чтобы отогнать мушек и ос, жужжавших вокруг гниющих плодов. В оранжерее не нашлось ни единого саженца апельсина: главное дерево забирало себе всю воду и свет. Но тут росло и кое-что другое: по полу змеился вьюнок, а всю заднюю стену, сделанную из кирпича, когда-то побеленную и покрытую подпорками-шпалерами, занимали огромные мохнатые плети плюща, почти скрывавшие ее под собой. Многие из железных сидений вдоль стен помещения проржавели насквозь, и в каменном покрытии пола зияли дыры: видимо, когда-то под полом шли отопительные трубы, снабжавшие оранжерею теплом.

– Осторожно, – предупредила я Кару, – ноги береги! – Под моими туфлями хрустели осколки стекла – там, где несколько разбитых окон в крыше провалились внутрь. – Может, тебе лучше обувь надеть?

– Все в порядке, – отозвалась Кара, шагая дальше с таким видом, словно ей ничто не могло повредить.

– Как дерево ухитрилось выжить, за ним ведь никто не ухаживал? – Я пыталась втянуть ее в беседу о пустяках, чтобы отвлечь от желания поссориться, которое – я была уверена – в ней закипало.

Она резким движением головы показала на то место, где сломанные желоба свисали с потолка:

– Нашло способ. Все всегда найдет способ выжить, если он есть.

– Видно, сюда проникал дождь и поливал его, – предположила я. – Смотри-ка, тут на ветках еще остались апельсины. – Я указала пальцем, и она бросила взгляд в ту сторону – на три округлых плода с выщербленной шкуркой, почти утративших форму. – Это горький апельсин, померанец. Citrus aurantium.

– Я недавно один попробовала, – сообщила Кара. – У них не очень-то приятный вкус.

– Скорее всего, эти уже старые и немного высохли. Их надо было снять несколько месяцев назад. Если из них удастся выжать хоть какой-то сок, придется добавить побольше сахара. Кажется, из них в основном делают мармелад.

– Вчера я тут еще кое-что нашла. Кроме апельсинов. Хочешь посмотреть? – Голос у нее по-прежнему звучал сердито.

– Ну конечно. Пожалуйста. – Я же говорила так, словно пыталась отвлечь ребенка, готового раскапризничаться.

Она привела меня к дальнему углу у задней стены. Плющ кольцами и прядями свешивался с потолка. Кара сдвинула его в сторону.

– Смотри, – показала она.

– Что тут такое?