Горький и евреи. По дневникам, переписке и воспоминаниям современников

Яффе Л. Б. — Горький М.

Мы не совсем были согласны с некоторыми мыслями статьи господина Б. М. И особенно с её тоном, но автор статьи — писатель и деятель с определённым удельным весом в еврейской общественной жизни, и мы не считаем себя вправе отказать ему в помещении ответа на письмо, обращённое к нему.

Что касается неудачной мысли о «неведомом прошлом», то автор статьи имел, конечно, в виду прошлое большинства руководителей Общества по отношению к еврейскому вопросу. Может, Вы бы нашли возможность дать нам возражения в том виде, в каком они <изложены> в письме ко мне или в изменённом виде <как должны они быть представлены — М. У.> на страницах нашего журнала. Вашим последним словом мы положили конец этой полемике.

С глубоким уважением [АГУРСКИЙ-ШКЛОВСКАЯ. С. 240–241].

Видимо, сам Баал-Махшовец внял примирительным доводам своих товарищей и чтобы не раздувать полемику с уважаемым им человеком, закрыл вопрос. Со Львом Яффе же Горький явно поддерживал прочные деловые отношения, о чем свидетельствует адресованное ему сопроводительное письмо от 13 декабря 1916 года [АГУРСКИЙ-ШКЛОВСКАЯ. С. 239], приложенное к горьковской статье «Х. Н. Бялик», которая была опубликована «Еврейской жизнью» в 25-летнюю годовщину литературной деятельности поэта.

Горький, русские евреи-сионисты и театр «Габима»

Итак, Горький симпатизировал сионизму. В первые годы знакомства с этим еврейским движением он явно был очарован романтической стороной провозглашенной им высокой цели — возрождения национального государства еврейского народа в Эрец-Исраэль. Затем, учитывая реальные обстоятельства существования еврейской диаспоры в России и под влиянием ленинской концепции пролетарского интернационализма, он посчитал сионизм движением политически незрелым, и по сравнению с популярным в еврейской среде социал-демократическим БУНДом, малоперспективным. Однако живой интерес к сионизму, как и к еврейству в целом, у него никогда не исчезал. Вот, например, несколько малоизвестных свидетельств на сей счет, относящихся к разным периодам жизни писателя. Выдающийся еврейский общественный деятель Яков Тейтель[348] — «веселый праведник», как охарактеризовал его светлый образ Максим Горькийв статье «О Гарине-Михайловском», писал в своих воспоминаниях «Из моей жизни. За сорок лет» (Париж, 1925 г.):

А<лексей> М<аксимович> очень интересовался еврейским вопросом. Интересовался как-то особенно, не слегка, не по обязанности либерального писателя, а старался понять самую суть жизни еврея и, чтобы вернее понять, старался познакомиться с его языком и брал уроки древнееврейского языка…[349] [АГУРСКИЙ-ШКЛОВСКАЯ. С. 429].

Писатель, журналист и активный деятель сионистского движения Бен-Цион Кац рассказывает в своих «Воспоминаниях» (Тель-Авив, 1968 г.) о встречах с Горьким в 1903 году:

..В доме О. Грузенберга я познакомился с несколькими общественными деятелями, известными юристами, а также с русскими писателями и первым из них — Максимом Горьким…

<…>

Мы много разговаривали с ним о еврейской литературе и сионизме. Он сказал мне, что готов опубликовать <в своем издательстве «Знание»> отдельной книгой сборник избранных произведений, переведенных с иврита и идиша, и уже ведет об этом переговоры с еврейским писателем Шолом-Алейхемом. Он уже располагает несколькими