Горький привкус любви

Полина не помнила, как оказалась у дверей своей квартиры. В какой-то момент она словно очнулась и с ужасом осознала, что дома ее ждет Егор. Господи, как ей сказать сыну о смерти Глеба Владимировича, ведь они в последнее время так подружились! Но сказать придется, иначе как она сможет объяснить его исчезновение из их жизни? «Так, сейчас главное – собраться, взять себя в руки», – подумала Полина. Трясущимися руками она попыталась достать из сумочки зеркальце. Это удалось ей сделать далеко не с первой попытки. Взглянув в него, Полина пришла в ужас: даже природная смуглость не могла скрыть мертвенной бледности ее лица, растрепавшиеся волосы свисали мокрыми прядями… Поднявшись на пролет выше и поставив сумку на подоконник, она принялась судорожно приводить себя в порядок. Вытерев лицо и причесавшись, Полина спустилась вниз и попыталась вставить ключ в замочную скважину, но он упорно не желал туда входить, и она нажала на кнопку звонка.

– Кто там? – прозвенел фальцетом до боли родной голос сына.

– Это я, – ответила она.

– Кто «я»? – послышалось в ответ.

– Да я же это, сынок!

Дверь отворилась, и Егор с ужасом выпалил:

– Что с тобой, мама?

Полина без сил опустилась на стоящую в прихожей тумбочку.

– Что с тобой, мама? – с тревогой, перерастающей в страх, переспросил Егор. – Что-то случилось?

– Да, Егорушка, случилось. Сегодня умер Глеб Владимирович.

– Как умер? Он же не болел!

– Так, умер. Ночью, во сне.

Каждое слово давалось Полине с огромным трудом. Сейчас ей больше всего на свете хотелось рухнуть на кровать и завыть, завыть в голос, по-бабьи и в этом вое хоть как-то избыть терзавшую ее невыносимую боль. Растерянный Егор топтался возле нее, не зная, что сказать ей в утешение.

– Жалко. Он был хорошим, – наконец произнес он.

«Он был прекрасным человеком, и он был твоим отцом, – подумала Полина. – Не знаю, решусь ли я когда-нибудь рассказать тебе об этом. Но точно не сейчас. Ты считаешь Кирилла своим отцом, он любит тебя, ты – его. И пусть все будет по-прежнему. Ведь ты все равно не сможешь разделить мою скорбь».

– Да, родной, он был хорошим человеком, и ты ему очень нравился, – вымученно улыбнулась сыну Полина. – Знаешь, Егор, я очень устала, так что, пожалуй, пойду прилягу. Ужинай без меня, сынок.

Войдя в спальню, Полина упала на кровать, натянула на голову одеяло и истошно заревела.

***

Полина никак не могла смириться со смертью Глеба – так она его теперь мысленно называла. Для нее он был по-прежнему живой, самый любимый и самый желанный, отец ее ребенка. Засыпая, она вспоминала самые яркие эпизоды из их совместных путешествий, их разговоры, их жаркие ночи… Может быть, поэтому он часто снился ей – и тогда утром Полина просыпалась счастливой, но далеко не всегда могла вспомнить, что именно видела во сне, хотя ей этого очень хотелось. В такие дни, если была возможность, она подолгу не вставала с постели, надеясь снова заснуть, чтобы увидеть его еще раз.

А еще Глеб оставил ей завет, как жить свободно и быть в ладу с собой.

Как-то они долго говорили о постоянных жизненных противоречиях, о чувстве вины и муках совести, и он сказал, что, как ему кажется, он знает, в чем заключается гармония жизни.

– И в чем же? – спросила его Полина.

– Не вступать в конфликт с самим собой, – ответил Глеб.

– А вы в ладу с собой?

– Да, пожалуй… – задумчиво протянул он. – Я нахожусь в состоянии психологического равновесия с того момента, как стал придерживаться принципа: «Живу, как чувствую».

– Как это? – заинтересовалась Полина.

– Часто мы думаем одно, а говорим другое, делаем то, что не хотим, ломаем и насилуем себя, разрушая главное – свое «Я». Последние лет двадцать я говорю исключительно то, что думаю, делаю то и так, что и как хочу.

– Но это невозможно, так не бывает!

– Почему же? Очень даже возможно. Другое дело, что ты должен быть убежден в своей правоте и у тебя должны быть аргументы и решимость, чтобы отстоять свою позицию, а для этого нужны знания и жизненный опыт. Стало быть, жить, как чувствуешь, можно лишь на определенном этапе зрелости. Впрочем, компромиссам есть место и в этой философии жизни.

– Ну хорошо, а если человека сжигает желание оскорбить, унизить, разрушить другого?

– Тогда он входит в конфликт с миром, а такая откровенно разрушительная жизненная позиция не приносит ему душевного равновесия и счастья.

– И человек страдает?

– Может быть, и не страдает, а считает себя победителем, но в конечном итоге проигрывает и, что самое главное, разрушает себя.

Полина часто вспоминала свое видение Будды и слова, сказанные им. Они служили ей утешением. Конечно, она не была буддисткой, но кто знает…

Всё проходит и уходит в неизвестность. Остается лишь любовь, ради которой стоило ждать, терпеть и бороться.