– Уважаемые коллеги, я уже несколько лет пристально слежу за вашим вузом и восхищаюсь его безукоризненным имиджем и ошеломляющим успехом, причем не только в России, но и за рубежом. Я и мечтать не мог, что мне посчастливится претендовать на пост ректора вашего прославленного университета! Какие имена, какое многообразие привлекательных специальностей! Но, как вам известно, нет предела совершенству. Я в своем вузе создал идеальную образовательную систему, которую собираюсь внедрить и здесь. Уверен, что через два-три года ваше учебное заведение превратится в университет европейского образца, и надеюсь, что вы меня в этом поддержите. Времени на раскачку у нас нет, на понимание глобальности реформ я отпускаю полгода, максимум год, всех непонятливых, ленивых и ретроградов прошу на выход.
Когда Кежаев произносил последнюю фразу, взгляд его стал холодным, лицо исказилось злобной гримасой и в голосе зазвучали металлические нотки. Но он тут же спохватился, взял себя в руки и с улыбкой продолжил:
– Разумеется, речь идет вовсе не о присутствующих, но именно вы сможете в процессе реформ освободиться от лишних людей, и здесь вам будет дан полный карт-бланш. Итак, за работу!
– Какой обаятельный! Я стану его ангелом-хранителем! – нарочито громко произнесла вслед уходящему ректору Ирина Аполлоновна Плотникова.
– Мерзавец и карьерист, – категорично заявил Константин Константинович Сухов. – Мы еще с ним наплачемся.
***
Ирина Аполлоновна Плотникова была из многочисленной когорты людей, которые мягкой силой завоевывают себе место подле административного кресла. И не важно, кто в нем восседает, главное – пристроиться рядом, пусть даже и у ног. Вполне довольствуясь объедками с барского стола, они рассыпаются перед хозяином в благодарностях за оказанную честь, всегда готовые предать мать родную ради карьеры и благополучия.
Именно так и поступила комсомольский вожак Ирина Аполлоновна, публично отрекшись от отца с матерью – «врачей-отравителей».
Лебезить перед начальством – это же сущий пустяк по сравнению с отречением от родителей! Ведь и то и другое продиктовано основным природным инстинктом – инстинктом самосохранения.
Она прекрасно понимала, что в нынешние времена власть желает слышать только продолжительные аплодисменты, переходящие в нескончаемые овации. Перед властью надо не просто трепетать, а еще и демонстрировать при этом неизбывную любовь к ней. Малейшее возражение – и ты разорен, ты нищий, малейшее возражение – и ты политический труп, малейшее возражение – и ты становишься изгоем, презираемым законопослушными гражданами. Это раньше власть довольствовалась молчалиными. А сейчас ей нужны не просто угодливые, а энтузиасты угодливости. Это особая порода людей, которым, если перефразировать Грибоедова, всегда тошно служить, а вот прислуживаться они всегда рады, людей, которым незнакомо такое понятие, как чувство собственного достоинства.
Именно такого сорта человеком была Ирина Аполлоновна Плотникова.
А Константин Константинович Сухов был до наивности честным и порядочным человеком, из тех, кто никогда и ни при каких условиях не позволит превратить себя в раба.
***
С первых же дней Кежаев стал устанавливать режим абсолютной личной власти. Любое сопротивление подчиненных он воспринимал как подрыв своего авторитета, как личное оскорбление. При малейшем возражении впадал в дикую ярость и безжалостно преследовал оппонента до полного уничтожения.
Будучи пакостником по натуре, сокращение кадров он проводил не в конце учебного года, когда уволенные преподаватели могли бы подыскать себе за лето подходящее место, а осенью, когда все вузы были уже укомплектованы.
– Хороших специалистов мы не увольняем, – цинично заявлял он, – а плохим ни у нас, ни в каком другом вузе нечего делать.
Однако именно порядочные и высокопрофессиональные преподаватели, для которых честь и достоинство были не пустым звуком, изгонялись в первую очередь.
Страх поселился в стенах университета. Атмосфера крепостной системы проникала во все его поры. Пугающе ласковые «доверительные» разговоры исполняющего обязанности ректора велись исключительно с целью выявить недовольных и подавить попытки неповиновения, добиться всеобщей покорности. Когда подчиненные перестают сопротивляться, новоявленный вождь получает возможность бесконтрольно распоряжаться судьбами людей и собственностью вверенного ему государством учреждения.
Исполняющий обязанности ректора окружил себя дружиной опричников, сформированной по принципу личной преданности. Профессионализм превратился в недостаток. «Менеджеры от образования», дискредитировавшие себя на прежних местах работы, заваливали преподавателей циркулярами, требующими бесконечных отчетов и оправданий. Поощрялась практика доносительства.
Светильник разума стал коптить.
***
На фоне административного террора и всеобщего недовольства расцвели тайные «доброжелатели».