Горький вкус свободы

Словно на автомате, выхожу в город. Вывески продуктовых магазинов, Сбербанк, такси… Макдональдса здесь, наверное, нет, но местная забегаловка покатит. Тем более, что работает круглосуточно. Ничего так, даже телек висит на стене. Заказываю пиццу и двойной эспрессо. Приятно удивляюсь, узнав, что принимают карты. Позавтракав, снимаю наличку, посещаю аптеку и тащусь в сторону автовокзала.

По дороге в Орехово включаю видео, о котором говорил Саша. Если в двух словах: парень говорит, что митинги – это очень опасно и они (власти) при всем желании не могут обеспечить единовременно безопасность 1,5 миллионов человеку, а потому от акции необходимо отказаться. Несет какую-то чушь о том, что в толпе люди якобы тупеют (окей, это правда, но напоминать об этом в момент финальной борьбы – такое себе), всегда найдутся наиболее радикально настроенные протестующие, которые будут провоцировать полицию, из-за чего может начаться паника, беспорядки, будет много пострадавших и, быть может, даже жертв, а этого всего допустить нельзя. Кроме того, Саша подчеркивает, что власти идут на диалог и уже выполнили часть требований (рано или поздно выполнят и остальные), а потому выходить на улицу вроде как особо и незачем.

Сашу заставили. Запугали. Подобрали к нему ключик. Профессионалы – нечего сказать. Но противнее всего было, разумеется, не это. Это – так, будни. Самое мерзкое – это комментарии. С аватарок улыбались, на первый взгляд, совершенно адекватные, понимающие и неравнодушные люди. Зайдя на их страницы, можно было увидеть лица их друзей, детей или домашних питомцев. Фотографии с корпоративов, улова или урожая. Россияне целовались взасос, позировали для профессиональной фотосессии, зажигали свечи на второй день рождения дочурки, падали, пытаясь разучить новый трюк на катке, играли с собакой, отжимались, занимались серфингом; задумчивые, стояли с мелом в руке перед школьной доской, отводили первоклашек на линейку, покупали цветы на восьмое марта, курили кальян…. Люди, как люди. Сашу они проклинали, обзывали последними словами, уличали в лицемерии, трусости. Обвиняли в боязни потерять бизнес. Желали смерти самому парню и даже его детям (коих у него не было).

Ясное дело, что настолько зловонных комментариев было сравнительно немного. Пожалуй, даже меньшинство. Большая часть пользователей Рунета все прекрасно понимала, и держала свое возмущение при себе. Кто-то вякал, но корректно.

Но разве все это имеет значение для человека, оказавшегося на грани? Почему-то искреннее уверенного в том, что в России можно делать все, что угодно, столкнувшего с давлением силовиком, а затем и с травлей «добрых» соотечественников?

С Димой встречаемся около девяти утра. В Орехово – во дворе дома по улице Сталина, дом 7. Местные бабушки рассказывают, что самоубийцу действительно видели. Говорят, приезжала полиция и МЧС-ники. Вчера поздно вечером. Пенсионерки нелестно отзывались о Сашином поступке и считали, что все это тлетворное влияние Запада и комьютера.

Хочется рвать и метать.

***

Мы сидим с Димой в каком-то кафе. Парень жадно пьет коньяк. Из горла. Я грызу чипсы, хотя время – ужинать, но аппетита нет.

– Держи, – Дима протягивает мне бутылку. – Легче будет, – со знанием дела поясняет он.

Вспотевшими руками беру бутылку, подношу ко рту. Горько, хочется выплюнуть, но надо. Как лекарство. Благодаря Интернету и многолетнему опыту предшествующих поколений несчастных людей я знаю, что Дима прав.

– Ты что никогда не пила? – удивляется Дима, заметив мою реакцию.

Киваю. Сделав несколько глотков, отдаю парню бутылку. Тот посмеивается. Спрашивает, как ощущения. Делиться ими не хочется.

Осознание необратимого придет позже, а пока – мы просто коротаем время. Решаем переместиться в Димину машину. Я жду маму, которая на утро должна вернуться из Турции, где проводила отпуск с подругой (я с ней ехать отказалась, ведь мы в контрах), а еще мы оба ждем адвоката. Кажется, что разговоры на отвлеченные темы спасут, и я спрашиваю, как Дима докатился до жизни такой.