За все три года, что я на пенсии, из своего ремесла я абсолютно ничего не забыла. Рабочий день, который уже по прошествии двух неполных часов вызвал у Анделы отвращение и надоел до ужаса, показался мне коротким. Я предложила ей сбегать в «Пчелу», прежде чем свежий хлеб — за минуту до этого промчался по шоссе хлебный фургон — кончится. С хлебом здесь трудно. Кому хочется мягонького — должен тащиться в район. Да, мягкий хлебушек здесь большая редкость. Впрочем, говорят, в нем мало пользы, как и во всех хороших вещах. Но не успела я высказаться и проявить свое благородство до конца, как Андела была уже в дверях и лишь на лету бросила мне, не хочу ли и я чего-нибудь купить.
Минутой позже она уже шагала по нашей прекрасной дороге в соседнюю деревеньку, где довольно приличная лавчонка, не чета нашей плохонькой, уже, видать, осточертевшей Анделе.
В той «Пчеле» нас, солдаток, не привечают. У вас, мол, своя есть, чего сюда лезете, говорили, казалось, глаза соседок, в то время как уста произносили добросердечное приветствие и справлялись о «здоровьице». Пан заведующий, напротив, держит себя не только достойно, но и как-то подобострастно, словно бы с каждым предложением, обращенным к покупательницам, становится навытяжку и говорит «Служу родине!» вместо «Маслица изволите?»
Этак добрый час спустя Андела воротилась. Порозовевшая, обвеянная горным лесным ветерком, с целой охапкой вещей, в которых она, пожалуй, и не нуждалась, но что ей тут делать? Более всего, верно, согревала ее мысль, что через минуту ее разлюбезный загудит под окном бухгалтерии (та самая комиссия благополучно ее обошла — еще бы, такая тоска проверять счета, да и вообще, кто знает, чего ради они заявились. Может, Кучерова просто хотела припугнуть Анделу, похоже, не очень-то ее жаловала. У женщин и в деревне бывают такие повадки), Андела сядет к муженьку в газик, и покатят они по нашему красивому краю, который им явно безразличен, а то и вовсе противен. Потом захлопнут калитку своего финского домика, где им суждено провести не только эту ночь, но по меньшей мере лет пять, ежели они хотят что-то прикопить. Но первые три месяца — самые долгие. Потом уже все зависит от твоего умения. Если бы слышала меня Иренка, то сказала бы голосом нашего «англичанина» и, уж конечно, с оксфордским прононсом: «Учительница Томашкова никогда не обманывает». Но я эту фразу уже не выговорила бы даже на диалекте кокни.