Горький запах осени

А я не перестаю думать: прав ли Петр, что у меня нет родного края, коли я родилась в Праге. Что могла бы я описать? Просторную площадь, украшенную садами и скульптурами «будителей», или барочный дом, это пугало истории? Его разрушило бомбой. А пражское предместье? Я мало знала его, но и оно исчезло под натиском панельных новостроек. Скорей всего, «родным краем» был первый двор нашего дома, тот, самый большой. Глубокий, как колодезь. Солнце заглядывало туда только после полудня. Дети любили там играть. Я заходила во двор нечасто, матушке это было не по нутру. У меня там был любимый голубовато-серый плоский булыжник, отороченный прибитым мхом. Лавка моих сокровищ. Захваченная редкой для меня и увлекательной игрой с детьми, я болезненно вздрагивала, услышав, как матушка зовет меня. Она стояла на сводчатой галерее третьего этажа, и снизу казалось, что голос ее рождается чуть ли не под небесами и, падая, разбивается о сырые камни двора. С ощущением разрушенного счастья, со страхом, вкус которого походил на застывающий жир, я возвращалась. По каменным ступеням до второго этажа, мимо квартир, населенных «запретными людьми» — ночной торговкой сосисками и водкой, вонючей мусорщицей, проституткой, мимо загадочного жилища придурковатого Конрада, — к деревянным ступеням, ведущим на третий этаж, к нам. Так это ли мой родной край?

Среди всех краев моей жизни зелено сверкает не слишком чистая гладь маленького озерка в парке у Вильсонова вокзала. Нынче это место подавляет огромный бетонный зал, удручающий своим несколько утопическим видом. Но в тогдашнем родном крае моего военного детства там плавали лебеди и стаи уток. В аллее старых величавых платанов галдели солдаты, и люди косились на них с затаенной ненавистью. Я ждала там Иренку. Позавчера главная ставка фюрера сообщила, что соединения немецкой армии перешли западную границу Советского Союза. И сразу же телефонный звонок. Ирена. Встречаясь, мы уже не могли вести долгие разговоры, как прежде. Мы теперь могли лишь молчать, в основном понимая друг друга по глазам. Иренка звонила из автомата. Звуковым фоном служило ей какое-то очень шумное окружение. Меня обуяла тревога. Она не проходила, как я ожидала, напротив — росла.