Горький запах осени

В прошлом я никогда не призналась бы — даже самой себе, — что не избавилась и, скорей всего, так и не избавлюсь от ощущения бедности. Под конец бракоразводного процесса мой муж сказал мне: «Что ж, теперь тебе придется все заботы взять на себя». Конечно, он не мог не понимать, как жестоко этим оскорбил меня и детей. Я, разумеется, все заботы взяла на себя и вот наконец о нем тоже позаботилась. Подчас даже диву даюсь, как легко это у меня получается. Наверно, я кое в чем ошибалась. Хотя бы в том, что детство свое считала уже преодоленным сном. С возрастом я утратила всякие фантазии и предосудительное желание порисоваться и теперь, уже не таясь, говорю даже самой себе, и ни капли не стыжусь этого: да, я на всю жизнь осталась бедной девчонкой из дома, полного крыс, клопов и горемык, готовой покориться и молчать, девчонкой, которая, пожалуй, никогда не сделала того, что хотелось самой, причем даже тогда, когда это немногого стоило, даже тогда, когда дело касалось безделицы — посещения кино или прогулки, материи на платье, синей или коричневой, — вплоть до так называемого стиля жизни. Хотя это тоже стиль для такой бедной, жалкой девочки, не так ли? Никогда не задумывалась, не ущемляю ли я тем самым и собственных детей. Просто недосуг было ломать над этим голову. С блокнотом на столе и хорошо заточенным карандашом я годами безотказно, но механически стенографировала различные совещания, и здесь и за границей, кардинальные решения своих начальников, всех этих рулевых торговли и промышленности, относившихся к себе чересчур серьезно. Все говорили одно и то же, но я писала и молчала, за что меня хвалили и награждали, но при этом в мозгу моем часто вертелась фраза, которая нас мучила еще на уроках немецкой стенографии: «Всякую работу выполняй в охоту». Думаете, это помогает?