Горькое молоко. Золотой брегет. Тюремный шлейф

— Иван ты не возражаешь, если я у тебя до шести часов утра перекантуюсь? — У меня поезд в семь двадцать утра отходит.

— Ночуй места много, только будильник заведи, завтра выходной. Мне вставать рано некуда, можно подольше поспать.

Давай с тобой по рюмочке ещё выпьем, и будем устраиваться спать.

— Если завтра спешить некуда можно и подольше посидеть, — заметил Лёня.

— Тогда давай наливай, посмотрим, какой аппетит будет после очередной рюмки, — сказал Иван.

…Они просидели за коньяком и разговорами до двух часов ночи. Потом Иван, опьянев от выпитого коньяка, ушёл к себе в спальню, отдав в распоряжение Савельеву диван в зале.

Лёня не спал он сидел за столом пил маленькими глотками коньяк и закусывал орехами, одновременно думая о своём трудном положении. Под утро, он открыл сервант, взял дрожащими руками шкатулку и извлёк оттуда за цепочку брегет. Опустив его в карман брюк, он оделся, положил в сумку недопитую бутылку коньяка и несколько мандаринок, затем тихо захлопнул за собой дверь. В поезде Лёня часто ходил в туалет, доставал часы и любовался ими. В это время он был уверен, что с таким богатством вопрос зачисления в команду будет обязательно решён. Когда поезд прибыл в Куйбышев, он пришёл в своё общежитие, бросил сумку под кровать и поехал на стадион.

Администратора команды Волина он застал в своём кабинете. Тот удивлённо взглянул на него и спросил:

— Ты, что не ездил домой?

— Ездил, — только с поезда. Я приехал без положительного ответа. Беда наотрез отказался ехать сюда, у него жена опять беременная и вечерами он учится.

— Жалко, парень он интересный. Команду бы нашу укрепил своим присутствием, — огорчённо выдавил из себя Волин.

— Я ему всё объяснил, но он, ни в какую не соглашается.

Лёня взглянул на администратора, и его лоб покрылся моментально потом. Он вытащил часы и положил перед Волиным:

— Вот, — робко произнёс он.

— Что это? — спросил Волин, — и с удивлением посмотрел на Савельева. Потом взял в руки брегет:

— Занятная вещица, — сказал администратор, протягивая часы назад Савельеву.

— Этого хватит, чтобы меня в заявку включили на следующий футбольный сезон? — выпалил Лёня.

— Не понял? — вновь удивился Волин и сразу нахмурил брови.

— Геннадий Фёдорович, вы же сами мне пояснили, чтобы в команде играть, нужны деньги.

— Да я говорил так, но не в том плане, что ты можешь купить место в основном составе. Ты понимаешь, что ты мне предлагаешь? Забирай сейчас же свой раритет и уходи немедленно отсюда. Вон ты значит, как истолковал мои слова?

Волин разошёлся не на шутку. Он встал с кресла и начал отчитывать Лёню и объяснять правильность, когда — то сказанных им слов для незадачливого футболиста:

— Я имел в виду, что посредственность мы на сборы и игры возить за клубные деньги не собираемся. Есть свои деньги, — то, пожалуйста, катайся, набирайся опыта у мастеров. Можешь ехать с основным составом тренироваться хоть в Крым, хоть на Кавказ. Каждые сборы это повышение твоего мастерства. Из дубля Коноплин и Юдин так и делали. У них материальные возможности позволяли кататься с командой два года подряд. Этот сезон они включены в основной состав, а ты Лёня пока сыроват для высшей лиги. Для полуфабрикатов у нас есть дубль. Уходи. Видеть тебя не хочу, — указал он Савельеву на дверь.

Когда Лёня вышел из кабинета Волин взял телефон и позвонил главному тренеру.

— Алло, Анатолий, ты меня слышишь? — Возвратился наш Савельев и приехал он ни с чем. Я думаю, он неправильно говорил с Бедой, — кричал в трубку Волин. — Ты знаешь, в этом возрасте многим молодым присуща зависть. Вот он её возможно и проявил, не донёс Беде всех наших предложений. Я думаю, мне самому ехать надо к нему. Встретится с ним лично и его тренером, и на месте все детали обговорить. Это будет надёжнее.

…Савельев, стоял у полуоткрытой двери кабинета и весь телефонный разговор слышал. От услышанной речи Волина, он сломя голову бросился бежать со стадиона. Сев в автобус он приехал в общежитие. В голове у него был сплошной ералаш. Сердце от страха и волнения сильно билось в груди.

«Что делать? — зачем я связался с этими часами, — терзал он мысленно себя, — надо срочно избавиться от них. Продать какому — нибудь коллекционеру или сдать их в скупку, и бежать из этого города. Искать другую команду. В Саратов или Казань надо ехать, попробовать там свои силы».

Он вытащил из шкафа сумку, достал паспорт, и недопитую бутылку коньяка. Допив содержимое, из горлышка не закусывая, он катом ноги опорожненную бутылку отправил под кровать. После чего в обуви растянулся на постели.

Немного успокоившись и обдумав план дальнейших действий, он встал с кровати и вышел на улицу. Ноги без задержки сами понесли его к ювелирному магазину, который находился недалеко от железнодорожного вокзала.

Приёмщик сидел в застеклённой будке.

Савельев достал брегет, и просунул их вместе с паспортом ювелиру в маленькое окошко:

— Хорошая вещь, — восхищённо сказал он, — но для меня это будет лом. Всё пойдёт на переплавку.

— А в какую сумму вы их оцените? — спросил Лёня.