«Я повторяю, с твоими начальниками я договорился. Генерал Суслов дал мне слово офицера!» — начинал злиться старец.
«Уважаемый Абдулхай из знатного рода Али, я солдат и подчиняюсь приказу. А нового я не получал. Поэтому кяриз взлетит на воздух, иншаллах!», — командир Дрепт скорбно поджал губы и сыграл на лице печаль солдата, подчиняющегося жестоким приказам войны. И чтоб заполнить наступившую паузу, также скорбно потянулся к жареной рыбешке на тяжелом серебряном блюде. Старец не хвастал: он платил бы наемникам шурави неслыханно. Над одной его домашней утварью рыдали бы самые известные мировые музеи и богатейшие частные коллекционеры: видно было, что его горы славились древнейшими серебряными рудниками. А вот что такого неотразимого в горной форели, понять было трудно. По мне, думал Дрепт, ей ни чем не уступает наш сладкий озерный карасик.
Старец строго поглядел на Суслова и обратился к нему на пушту. Хафизулла переводить не стал. Дрепт тоже поглядел на Суслова, не переставая обсасывать рыбьи косточки: объясни им, Аркаша, что у нас, как распорядился дедушка Сталин, племянник за дядюшку не отвечает. Суслов подавленно молчал. По дядиному знаку Хафизулла резво кинулся за дверь гостиной. Пока он не вернулся, в гостиной никто не проронил ни слова. В руках у Хафизуллы было что-то, напоминающее старый свернутый ковер. Он бережно освободил это что-то от золототканых тесемок и так же бережно раскатал на свободном от стола и подушек пространстве. Вот она, вожделенная карта Берроуза! Старик самодовольно оглядел присутствующих. Но восхищений не последовало. Да, та самая уникальная карта пергаментной желтизны. Со щедростью девятнадцатого века на виньетки и прочие ненужные украшательства, и отвлекающие подробности она игриво поведала европейцу графическим способом о флоре и фауне этой страны с загадочными племенами и нетронутой природой. Нашли приют под сенью гималайских дубов и кедров волки, гиены, леопарды. Красиво!
«Все это не помогло чванному англичанину под Мейвандом. Но новому советскому аристократу Аркадию Суслову в жилу еще как!.. — подумал Дрепт, покончив с форелью и опустив пальцы в серебряную полоскательницу. — Если мальчика только не остановит разжалованный капитан без родословной…»
Надо было возвращаться к делам текущим.
«Почтенный Абдулхай, я не хотел тебя обидеть. А если это случилось, прости. — Дрепт почтительно приложил руку к груди. — Но и ты пойми меня. Я человек подневольный. И чтобы между нами больше не пробегала кошка, пусть мне передадут, — у тебя ведь есть оперативная связь с Кабулом, — новый приказ», — миролюбиво предложил Дрепт.
Этим он задал Хафизулле настоящую задачу. Старец долго разбирался с «кошкой», но потом все же рассмеялся, вновь потрепав русского офицера по плечу.
Старец через Хафизуллу пригласил на угощенье всех офицеров, но на обед в гостиной явились только двое. Донец с подгруппой оставались на плато. Переводчик Алик Гурджиев с другой, ряженые под местных декхан, пробирались от Чартази к лесопилке, что у самого Ландайсина. Эту идею «типа не особенно таиться» подсказал сам хозяин Абдулхай. Моджахеды привыкли к тому, что люди из Чартази пасут скот, работают на маковом поле, отправляют небольшие караваны вглубь страны, по тропе, пролегающей в седловине. О той, случайной перестрелке между ними, когда этой же тропой прошел их караван, было забыто. Стороны соблюдали перемирие, скрепленное тем фактом, что Али не препятствовал людям с того берега устроить недавнюю засаду на своем плато, — не повезло, правда, беднягам нарваться на «нурсы» шурави, — и тем фактом, что люди Али не совали свой нос под маскировочную сетку, прикрывавшую вход в тоннель с этой стороны. Прецедент, правда, был. Один из бачат Абдулхая, накурившись опиума, увидел вышедшую в том месте из-под земли прекрасную пери и бросился ей навстречу, заплатив за свой глюк пулей в голову. Но инцидент уладили: моджахеды соблюдали обычай «бадал кистал» и компенсировали семье мальчишки его смерть.
Бачу по имени Раван, брата того мальчишки, Абдулхай выделил шурави в проводники.
«Не боишься идти с нами?» — спросил его по-пуштунски Гурджиев.
«Я их не боюсь. А убийцу брата найду, и он мне заплатит. Я ему выстрелю сюда!» — он ткнул пальцем у себя над ухом.
«Почему сюда?» — спросил тогда Дрепт.
«Потому что снайпер выстрелил брату сюда». — Перевел Дрепту Гурджиев.
«Почему ты решил, что это снайпер?»
«Он стрелял из бесшумки. Он однажды целился и в меня. Но не попал. Вот!» — Раван гордо выпростал из-под рубахи на груди пульку на шнурке.
«Ты тоже куришь опиум, Раван?» — Дрепт рассматривал пульку.
«Когда болят зубы».
«Он прав, это снайпер», — сказал Дрепт второму снайперу Заурии.
Марат Заурия навьючивал рядом мула снаряжением для «схрона».
«Откуда у них снайпера?» — недоверчиво усмехнулся Заурия.
«Скорее всего, семимиллиметровый Магнум, — определил Дрепт. А характер выстрела… — Их учат американцы. Это так называемая «хирургическая стрельба». На поражение двигательного нерва».