Горничная

Родни плюхается в такси, и мистер Престон захлопывает за ним дверцу. Когда такси отъезжает от тротуара, Родни машет мне из окна рукой.

– Я тебе позвоню! – кричу я ему вслед.

Мистер Престон подходит и останавливается рядом со мной.

– Молли, – говорит он, – ты с этим малым поосторожней.

– С Родни? – уточняю я. – Почему?

– Потому что он, моя дорогая девочка, типичная лягушка. А далеко не все лягушки оказываются заколдованными принцами.

Глава 9

Я спешу домой, полная энергии и окрыленная после свидания с Родни. Мне вспоминается осуждающий комментарий мистера Престона про лягушек и принцев. До чего же все-таки легко составить о ком-то превратное мнение. Даже такой понимающий человек, как мистер Престон, может иногда заблуждаться. Если не считать безволосой груди, Родни абсолютно лишен сходства с представителями класса земноводных. Я искренне надеюсь, что, хотя Родни и не лягушка, он все-таки окажется принцем из моей личной сказки.

Я задаюсь вопросом, что говорят правила этикета относительно того, сколько времени необходимо выждать, прежде чем набрать номер Родни. Следует ли мне позвонить ему прямо сейчас, чтобы поблагодарить за свидание, или стоит подождать с этим до завтра? А может, лучше написать сообщение? Мой опыт в подобных вопросах ограничивается отношениями с Уилбуром, который презирал телефонные разговоры и пользовался текстовыми сообщениями исключительно для переписки в практических целях. «Ожидаемое время прибытия 7:03», «В магазине бананы по 49 центов. Покупай, пока все не разобрали». Если бы была жива бабушка, я спросила бы у нее совета, но это больше невозможно.

Я подхожу к своему дому и вижу перед входом знакомую фигуру. На мгновение я решаю, что у меня галлюцинации, но, приблизившись, понимаю, что это действительно она. На ней большие темные очки, в руках та самая миленькая желтая сумочка.

– Жизель? – говорю я, подходя ближе.

– Ох, Молли, слава богу! Я так рада тебя видеть! – Прежде чем я успеваю произнести что-либо еще, она вдруг раскидывает руки и крепко меня обнимает. Я утрачиваю дар речи, главным образом потому, что с трудом могу дышать. Она отпускает меня, потом приподнимает свои черные очки так, что я вижу ее покрасневшие глаза. – Можно мне войти?

– Ну конечно, – говорю я. – Мне просто не верится, что вы здесь. Я… я так рада вас видеть.

– Не так сильно, как я тебя, – говорит она.

Я роюсь в карманах и наконец отыскиваю ключ. Руки у меня, когда я открываю дверь и впускаю ее в подъезд, немного дрожат.

Она робко переступает порог и обводит взглядом вестибюль. Истоптанный грязными следами пол усеян смятыми рекламными листовками вперемешку с сигаретными окурками. Омерзительная привычка. На лице Жизели отражается отвращение – настолько явственное, что мне не составляет труда расшифровать ее выражение.

– Прискорбно, не правда ли? Очень жаль, что не все жильцы считают необходимым соблюдать чистоту в подъезде. Уверена, бабушкина… моя квартира произведет на вас более благоприятное впечатление, – говорю я.

Я веду Жизель через вестибюль к лестнице.

Она вскидывает голову.

– На каком этаже ты живешь?

– На пятом, – говорю я.

– Может, лучше поедем на лифте?

– Приношу свои извинения. У нас его нет.

– Ого, – говорит она, но начинает вместе со мной подниматься по ступенькам, несмотря на то что на ней туфли на неимоверно высоких каблуках. Мы добираемся до площадки пятого этажа, и я бросаюсь вперед, чтобы открыть сломанную противопожарную дверь. Она скрипит, когда я с усилием тяну ее на себя. Жизель переступает через порожек, и мы оказываемся на моем этаже. Я внезапно словно в первый раз вижу тусклый свет и перегоревшие лампочки, отклеивающиеся обои и общее убожество этих коридоров. Разумеется, мистер Россо, мой квартирный хозяин, слышит наши шаги и выбирает именно этот момент, чтобы высунуться из своей квартиры.

– Молли, – говорит он, – именем твоей покойной бабушки, когда ты собираешься отдать мне долг за квартиру?

Я чувствую, как щеки у меня начинают пылать.

– На этой неделе. Можете быть уверены. Вы получите все, что вам причитается.

Я представляю себе большое красное ведро, до краев наполненное мыльной водой, куда я макаю его луковицеобразную голову.

Мы с Жизелью проходим мимо него. Как только он оказывается позади, Жизель комически закатывает глаза, что становится для меня огромным облегчением. Я боялась, что она будет плохо обо мне думать, узнав, что я не справляюсь с арендной платой, но, очевидно, это ее ничуть не волнует.

Я вставляю ключ в замочную скважину и трясущимися руками открываю входную дверь.

– Только после вас, – говорю я.

Жизель входит в квартиру и принимается оглядываться по сторонам. Я захожу следом за ней, не понимая, где мне встать. Потом закрываю дверь и запираю ее на ржавый засов. Она смотрит на бабушкины картины в прихожей – на них дамы нежатся на солнышке на берегу реки, лакомясь закусками из плетеных корзин для пикника. Потом замечает у двери старое деревянное кресло с бабушкиной подушкой и, взяв ее обеими руками, принимается читать вышитый текст. Ее губы шевелятся, когда она читает молитву о безмятежности.