Правда, толком побыть с девушками, которым принесла собранных по дороге ягод, не удалось. Маланка только что дышать в землянке разрешала, и то неглубоко и недолго. Стоило мне убедиться, что дела бывших служанок идут на поправку, как меня тут же вытолкали на улицу. Правда, не как Марыську, а пригласили в дом с нарядными занавесками в цветочек, где напоили замечательно вкусным и невероятно ароматным ягодным взваром, а также угостили пышным, румяным пирогом с малиновой начинкой. Сдоба была такой мягкой, что таяла во рту. И рука сама тянулась за новым кусочком, и не забывала также протягивать чашку, в которую ведунья подливала взвар из красного, в белый горох, заварочного чайника.
К счастью, участие в беседе от меня особо не требовалось, да, положа руку на сердце, я б и не смогла.
И не в малиновом пироге дело.
Просто в тот самый миг, когда Маланка положила передо мной старинный альбом, покрытый неувядающими дубовыми листьями, который вдруг фыркнул, оглушительно чихнул и распался на фигурные, в форме листочков, карточки с подвижными картинками на них я, кажется, утратила дар речи.
С листочков-карточек на меня смотрели взрослые и дети в зелёных, расшитых листьями мантиях и забавных шапочках, напоминающих оленьи рожки. Они улыбались, махали руками, а кое-кто подбрасывал вверх шапочки.
– Так у нас в школе друидов праздновали окончание каждого учебного года, – мечтательно проговорила Маланка.
Я вдруг часто заморгала с открытым ртом!
– Дядя?!
Мужчина в зелёном плаще, с ну очень знакомым суровым выражением лица и не менее знакомыми тёплыми искорками в глазах, помахал мне посохом, увитым подвижной лозой. Дядюшка на карточке был молод… Даже виски седина ещё не тронула… Я вопросительно подняла взгляд на ведунью.
– А меня не узнала? – улыбнулась Маланка, подпирая рукой щёку.
Я перевела взгляд на карточку и недоумённо покачала головой.
– Да вот же, – хохотнув, Маланка тыкнула пальцем в пухлощёкую девчушку с косичками и изумительными чёрными глазами.
Точно! Глаза! Эх, мне бы приглядеться получше…
– Юсуф в нашей школе наставником был, – ну очень знакомо-мечтательным тоном произнесла ведунья. – Сколько ему ни предлагали школу возглавить – ни в какую. Ему с нами, со школярами всегда было интереснее. И это чувствовалось, знаешь. Ученики его обожали. А я… – ведунья виновато пожала полными плечами. – Я с первого взгляда в него втрескалась. Так, знаешь… насмерть.
Ведунья поджала губы и, виновато улыбнувшись, отвела повлажневший взгляд в сторону.
Передо мной замелькали другие карточки.
Дядюшка не менялся, разве что складка между его бровей стала глубже, словно мучила наставника лесной друидской школы некая назойливая мысль. Черноглазая же девочка росла, становилась настоящей красавицей… С самого детства Маланка упорно не соответствовала общепринятым канонам красоты: уж на кого-на кого, но на хрупкую изнеженную леди, которых так любят изображать на своих полотнах живописцы, ведунья никогда не походила. В ней всегда и всего было… чересчур. Форм, объёмов, роста. Впрочем, и за селянку её разве что слепой принял бы, потому как не бывает таких рослых да статных селянок, впрочем, не встречается у них и такой гладкой и ровной, будто фарфоровой, кожи. Далеко не каждая леди такой похвастается… Но главным украшением Маланки – дядюшка был прав – были её глаза. Взгляд ведуньи обжигал, дурманил… Настораживал и тревожил. Сулил что-то, скрытое в тёмной комнате. Что-то, что до зарезу становится необходимо, стоит лишь разглядеть намёк на
– Я тогда главного лесного бала не дождалась, – сказала Маланка и улыбнулась снова, но на этот раз как-то невесело. – О Юсуфе знаешь, сколько нас, дурочек влюблённых, мечтало? Только и разговоров в девичьих было… Не заснуть! Круг мне, значит, оставался ещё до конца обучения…
– И вы ему признались, – тихо сказала я, когда Маланка замолчала.
Ведунья усмехнулась и тряхнула головой.
– Ещё как призналась. Всё выложила, как на духу.
– А он?
– А он…
На этот раз пауза была дольше и тягостнее.
– Не говорите, – ещё тише попросила я. – Что я, дядюшку не знаю… Сказал, наверное, что он – наставник, а вы – ученица, и… Но вы знаете, это же он только на словах такой… непрошибаемый.
Когда я думала, что Маланка уже не заговорит и начала подумывать, как бы откланяться поделикатнее, ведунья проговорила задумчиво:
– Да, примерно так всё и было. Я, знаешь, дура была. Молодая, гордая. Ну, думаю, раз тебе не достанусь, то и никому.
Я склонилась над последней карточкой в дивном зелёном альбоме.
Лесной бал. Нарядные, украшенные живыми цветами мантии и косы, блестящие глаза, шальные улыбки… Только ни наставника Юсуфа, ни черноглазой Маланки не было на выпускной карточке.
– А где же вы?
– А я не закончила, – пожала Маланка плечами.
– Ушли из школы?!
– Скорее, сбежала. Я сильная была, так просто уйти мне бы не дали. Да и потом искали больно уж хорошо.
– И всё-таки не нашли.