Город

Он хватанул рукой за крюк, вжал его посильнее и понадёжнее в снег, начал подтягиваться к нему. Один толчок, ещё, ещё один. Сзади послышалось кряхтение.

Эмиль обернулся, это был Пётр, вцепившийся в его ногу. Лицо у него было всё белое, но не от снега, вид ужасный. Он подал ему руку, и напарники вместе вскарабкались на твёрдую поверхность.

Они стояли на краю обрыва, с которого только что сошла ужасная разрушительная лавина, унёсшая вместе с собой вниз громадный металлический скелет корабля, который сейчас поломанный, воткнутый носом в лёд, покоился внизу. Вокруг дредноута мелкой россыпью лежали его детали и тела людей, выпрыгнувших из него и надеявшихся, что это их спасёт.

Ветер обдувал их обоих, но уже как-то совсем не по родному.

Они так и не узнали куда им идти, существует ли буря, а что самое главное, сколько осталось Эмилю с его заражением руки.

Глава 5 | Раскол

Бордель

Температура 0° по Цельсию

Павел очнулся от тяжёлого давящего сна, будто бы во сне его душили подушкой, а по пробуждению облили холодной водой. Лоб у него был горяч, его он ощупал после, после того, как смахнул с лица капли пота.

Его как-будто достали, выдернули из воспоминаний, покрытых черно-белыми черточками и силуэтами, словно оцарапанная фотоплёнка.

Дементьевы далеко не самая редкая фамилия, но она принадлежит не только ему, но и его отцу. Людей в Новом мире намного меньше чем в Старом, и всё же, есть шанс того, что вся его затея и затея Фёдора Абросимова, который его на это сподвиг, может оказаться просто бессмысленной. Но на Чернухе есть и другие семьи, что насчёт них? Чем они хуже его семьи, лишь тем, что им не повезло стать его сыном? Сыном того, кто сможет поднять восстание. Но сможет ли?

Писатель говорил о Борисе, прячущемся в борделе у своей подруги Марии. В первую очередь, он должен разыскать их, а потом уже думать как освободить людей от бесконечного рабства.

Но в самую-самую первую очередь нужно сделать кое-что иное — понять, где он находится.

Всё, что он помнил перед смерть: два тела, безжизненно повисших на верёвке, перед этим несколько секунд невольно сопротивляющиеся и извивающиеся на собственной шее как пойманная рыба на крючке. А затем ужасающе страшная, до пустоты в животе и боли в сердце, смерть. Смерть старика инженера, которого просили дать последнее слово и у которого во рту был кляп. Это такое издевательство, такая мера пыток?

Павел протёр глаза и почувствовал, что ему ужасно хочется пить.

Ещё была толпа, скопище людское, давящее на него со всех сторон своими руками и ногами. Он повис меж них, словно камень, воткнутый между двух плотно стоящих скал.

Его взору предстала комната с двумя кроватями, но одной из которых лежал сам Павел, а на койке по соседству сопела девушка. Парень обшарпал карманы. Ничего ли у него не украли? Ах да, у него ничего и не было.

Музыкант опёрся на край кровати, свесил с неё ноги, устремив свой взгляд в пол — его сильно затошнило.

— Эй, — сказал он. — Кто-нибудь!

— Завались, сволочь, — рявкнула женщина из под одеяла кровати напротив. — Дай поспать.

— Прости, — извинился Паша за прерванный сон дамы, спрыгнул с кровати на пол, пытаясь устоять на ногах, пошёл к двери.

Покрытие стен уже давным давно потрескалось, да и сами стены беспорядочно плыли перед глазами.

Павел кое-как вцепился в ручку на двери, дёрнул на себя, не поддалась, дёрнул ещё сильнее.

— От себя, — пробубнила женщина с прокуренным голосом. — Вали уже отсюда, скотина.

Он облокотился лбом о холодную дверь, постоял так немного и вынырнул наружу. И чем только он её так обидел? Не спал ли он с ней?

Мимо всюду сновали дамы в похабных одеждах, за ними, щёлкая разинутым ртом, бегали парни и мужчины, чаще мужчины. Бегали за их хвостом, пуская слюну, точно щенки, оторванные от маминой груди. Или не от маминой.

— Извиняюсь, — Павел остановил шедшую мимо по коридору женщину. — А я где?

— В раю, дорогой, — промурлыкала девушка с обвораживающими голубенькими глазками и чёрными, точно уголь, волосами. — По тебе вижу, что талоны на паб у тебя нашлись, значит и на меня талончик найдётся?

— А? — Поднял брови Паша в изумлении.

— Жуй два, не хочешь меня брать, так не притворяйся, а возьми и откажи.

— Так я не отказываю, — пролепетал парень, не отошедший с бодуна.

— А, да? — Удивилась девушка, хотя по её внешности не скажешь, что от неё часто отказывались. Сложно было поверить, что от неё вообще кто-либо когда-либо отказывался. Каких-бы талонов это не стоило. — Так давай талоны и пошли. Я два стою, но если скажешь, могу так раскорячиться, что ты и третий накинешь.

— Да мне бы… — замялся Павел. — Мне бы водички для начала.

— Это фетиш такой? — Она нахмурилась. — Скажи что делать, я сделаю. А то я так не понимаю. Так, стоп, — она заглянула ему за плечо. — Ты из той двери вышел. Так ты тот молокосос, который не выдержал вида крови на площади?

— Это была «казнь на пару»! — Известил свою собеседницу музыкант так, будто бы рассказал о победе над монстром великаном.