Город

— Вот вы удивлялись, что я так много получаю и не женюсь. Скучно, думаете, и денег девать некуда. А вот посмотрите, — он показал на свою, библиотеку, — у. меня много книг. Я люблю покупать их и читать. А есть, знаете, такие, которые покупают и не читают. Покупают и ставят на полку. Смешно, правда? Вообще, много есть смешного на свете. Вы ещё молоды, я не говорю, что вы глупы, упаси, господи! А когда-нибудь вы увидите, что читать книжки гораздо интереснее, нежели самому делать то, что в них описывается.

Он усадил Степана у письменного стола, зажёг лампочку под красным абажуром и погасил электричество на потолке. По углам комнаты легли тени, и Степан, отведя взгляд от светлого круга на столе, погрузил его в мрак, придавший всем вещам и словам какое-то глубокое значение. Максим сел против него.

— Потом, — продолжал он, — в действительности никогда не бывает так, как написано в книге. Вы улыбаетесь, а это правда. И это вы тоже когда-нибудь поймёте.

Я ведь не говорю — «не бывает того», а только не бывает «так». В книге всё собрано, подытожено, прилажено и подкрашено. В действительности всё так, как оно есть, а в книге — как должно бы быть. И скажите — что интереснее? Вот вы приходите к фотографу и говорите: сфотографируйте меня, чтобы я на карточке был очень красивым. Вы посылаете карточку знакомым, которые давно вас не видели и, вероятно, не увидят. Разве для них, по-вашему, лучше, если бы вы появились сами? Я не говорю, что вы безобразный, это к примеру. Курите.

Он подвинул юноше кожаный портсигар.

— Вот ещё куда деньги идут — люблю хороший табак. Знаете, во время военного коммунизма все покупали махорку, лишь бы курить. Я — нет. Такие папиросы вы редко встретите. Это — выдержанный табак, приправленный опием.

— А это ведь вредно, — заметил Степан прикуривая.

— Всё вредно! Дышать тоже вредно, так как вы сжигаете кровь. Не дышите, может, дольше проживёте! Вы думаете — не буду делать того, что вредит, так больше проживу. А вы подумайте так: буду делать то, что вредит, лишь бы приятней было жить.

— И без опиума жить интересно, — задумчиво ответил Степан. — Тут, в городе, деньги нужны, служба. Ох, если бы деньги! А опиум… Это уж кому жить нечем… Кто пуст, слаб…

— Замечательно! У вас есть здравый смысл, — улыбнулся Максим. — Человеческую силу, думаете, силомером можно измерять? А полноту жизни — килограммами? Вы наивны! Когда вы заговорили о женитьбе, я так и подумал — наивен.

— Так, по-вашему, все, кто женятся, наивны?

— Не они наивны, а те, кто думает, что жениться обязательно. О, те, кто женятся, совсем не наивны, они несчастны, если хотите знать! Разве мы видели за всю жизнь хоть один счастливый брак? Ответьте мне, но только по совести. Нет! Я тоже. Хотите, я вам что-то покажу? — спросил он таинственно. — Только это — секрет.

Он вынул из ящика коробочку и открыл её. Там в бархате лежала плоская золотая дужка с несколькими мелкими бриллиантами вокруг большого рубина.

— Вам нравится? — возбуждённо говорил он. — Знаете, кому я подарю? Маме. Сегодня день рождения мамы. Не думайте, что у нас будут гости! У нас не празднуют именин. Мы так тихо живём, никто у нас не бывает.

Степан несмело взял драгоценность и рассматривал её, положив на ладонь. Бриллианты, лучась, бросали искры в рубин и он, проглотив их, вспыхивал темно-кровавым сиянием.

— Очень красиво, — сказал он и положил браслет в футляр.

— Вы хотели бы подарить такое своей матери, правда? — продолжал Максим. — В прочем, я забыл, что вы сирота. Мы приняли вас только потому, что вы сирота. У нас не любят чужих, мы привыкли быть одни. И, знаете, не приняли бы вас ни за что. Но когда я прочёл в письме вашего дяди, что у вас нет родителей, я сразу высказался за то, чтобы вас приютить. Тому, у кого нет матери, надо помогать.

— Спасибо, — пробормотал молодой человек, чувствуя от этого раскрытого благодеяния теплоту, стыд и неприятную боль.

— Ну, вот мне жаль, что я сказал вам об этом. Я много думал о вас. И придумал поручить вам наше хозяйство. Это всё же лучше, нежели слоняться по общежитиям. И маме, кстати, помощь. Только вы не благодарите, ради бога, забудьте, забудьте об этом.

Потом хозяин показал ему несколько сокровищ из своей библиотеки: оригинальные издания петровской эпохи, украинские издания с гравюрами первой половины девятнадцатого столетия и громадную коллекцию почтовых марок в пяти толстых альбомах — результат неутомимого собирания с детских лет. Он рассказал Степану о всемирном обществе филателистов, членом которого он был, и о том, что теперь ведёт с членами общества, живущими во всех углах земного шара, интенсивную переписку, снабжая их драгоценными для них марками времён революции.

— Знаете, — сказал он, — я имел бы приют везде, где хотите, — в Австралии, в Африке, на Малайских островах, лишь бы только поехал. Устав нашего общества предлагает нам давать приют членам общества. Но я никогда не выезжал из Киева, — прибавил он со вздохом.