Город Антонеску. Книга 1

Плотина должна была перекрыть Яму – с тем, чтобы кровь убитых не стала стекать в Буг.

Посмотрите на план Богдановской Ямы, подготовленный комиссией Колыбанова, – рядом с местом сожжения трупов обозначена плотина, построенная будущими трупами.

За строительством надзирали румынские жандармы, поскольку фольксдойче еще вчера вечерком свалили – разъехались по своим селам.

И немудрено – ведь сегодня Сочельник!

Канун великого праздника Рождества Христова!

Да-да, именно в честь Рождества Христова и было прекращено убийство.

Рождество – это особый праздник.

Праздник Милосердия.

И не важно, какую религию исповедует человек.

Рождество – это символ общечеловеческой морали.

В Рождественские дни нельзя убивать.

В Рождественские дни нельзя бросать живых младенцев в горящие костры.

А до Рождества?

А после?

Мы не знаем, какую религию исповедовали убийцы из Зондеркоммандо «Rusland», но, видимо, и для них Рождество было свято.

В Сочельник фольксдойче покинули Богдановку.

Затихли выстрелы.

Замолкли крики.

Вернулась особая, воспетая поэтами, рождественская тишина.

Закружил, завеял рождественский снег и, словно стыдясь содеянного людьми, прикрыл разверстую пасть Богдановской Ямы.

К полудню снегопад прекратился, и к Яме на розвальнях подкатил Исопеску. Он был в гражданском и, как обычно, «в подпитии». Дорогая доха доходила ему до пят, а мерлушковая качула съехала на самые брови.

С трудом выбравшись из низких саней, подполковник подошел к обрыву и долго обозревал Яму, всматриваясь в присыпанные снегом трупы.

А потом вынул из кармана новенькую немецкую «лейку» и сделал несколько снимков – будет чем потешить друзей-приятелей, да и начальству показать не вредно – может, это поможет наконец получить чин полковника.

Ну, все. Пора возвращаться.

Домна Летиция еще утром предупредила «не задерживаться сегодня на работе» – к трем часам им нужно успеть в Храм, на Рождественскую службу. Слезы наворачиваются на глаза, когда батюшка Ион Серву заводит: «Яко с нами Бог…» А потом они поедут домой и, когда загорится первая звезда, зажгут лампадку перед иконами и сядут за праздничный стол. Будет много «гостей»: герр Хорст Хоффмайер приглашен и батюшка тоже. Летиция сама готовила угощение. Эти жидовки, что ей прислали, ни черта не умеют, ни поросенка зажарить, ни мак на кутью как следует растереть.

Праздничный ужин удался. И на следующий день они продолжали жрать и пить в честь Рождества Христова. И на второй день. И на третий…

В один из таких пьяных дней Исопеску прокатил «гостей» до Богдановки и с гордостью показал им местную достопримечательность – Яму, полную обнаженных трупов.

Четыре дня праздновали Рождество в Транснистрии.

В эти дни и в Одессе был праздник.

Впервые за двадцать лет – в советское время это было запрещено.

По приказу примаря Пыньти в свободную продажу «выбросили» 129 тонн хлеба, 10 тонн вермишели и 2 тонны халвы!

Да что там вермишель и халва, с 24 декабря 1941-го по хлебным карточкам – талон «А» – стали выдавать… мясо, жаль только, что неизвестно – свинину или конину…

Город наполнился звоном колоколов.

Этот радостный будто бы звон до смерти пугал евреев, напоминая им те давние времена, когда под такой же радостный звон здесь зверствовали погромщики. Но нет, на сей раз речь о погроме не шла.

Ну, действительно, сколько жидов могла пришибить толпа?

Сотню? Две сотни? Пять сотен?

К тому ж за советское время эта толпа еще и квалификацию растеряла…

Н-е-е-т, речь теперь шла о десятках, о сотнях тысяч.

Так что колокола не имели никакого касательства к убийству.

Колокольный звон действительно возвещал о празднике Рождества.

Больше всех Рождеству радовались дети.

Нет-нет, конечно, не жидовские, а другие, нормальные.

Веселыми стайками они сновали по улицам, стучались в дома к незнакомым добрым людям и тоненькими голосами пели спешно выученные колядки: «Мир и радость, мир и радость ныне всем. Мир и радость в каждом сердце, в каждом сердце – Вифлеем».

И растроганные добрые люди одаривали детей довоенными конфетами-подушечками и домашними коржиками из кукурузной муки.

А в здании муниципалитета на Николаевском бульваре примарь Пыньтя устроил настоящую елку с Дедом Морозом и Снегурочкой.

Вход разрешен был, конечно, только детям из новой одесской элиты, но и нескольких бедных и убогих пригласили.

Как же без бедных-то и убогих в праздник Милосердия?

Сама принцесса Кантакузино, проявляя милосердие, раздавала им подарки.

А губернатор Алексяну, который как раз в эти дни перебрался из Тирасполя в Одессу, в честь Рождества выпустил из тюрьмы 218 грабителей и убийц, чтобы они могли встретить праздник в кругу семьи.

Четыре дня во всем мире длился праздник.

Четыре дня звенели бокалы баккара во дворце графа Воронцова, где губернатор Алексяну праздновал новоселье.

Четыре дня провели в кругу семьи грабители и убийцы.

Четыре дня одесские дети, как в добрые старые времена, пели колядки и лакомились конфетами-подушечками и коржиками из кукурузной муки.