Четыре дня, ожидая погрома, дрожали по своим подвалам, развалкам и антресолям последние оставшиеся в живых евреи.
А их братья в Богдановке все эти четыре дня в глубине Богдановской Ямы, утопая в буром, от крови, снегу, строили плотину.
Судьба подарила им еще четыре дня жизни с тем, чтобы они могли достроить эту плотину. С тем, чтобы завтра, когда, получив пулю в затылок, они скатятся в горящий костер, их теплая живая кровь не стала стекать в Буг…
Но вот и закончились эти четыре дня.
Закончился праздник любви и милосердия.
Зондеркоммандо «Rusland» вернулась в Богдановку.
Остались только мортусы
Зондеркоммандо «Rusland» вернулась в Богдановку 28 декабря 1941 года.
И все началось снова.
К обрыву! Ближе! На самый край…
И, как планировалось, к 31 декабря «работа» была закончена.
Правда, еще две недели, до 15 января уже нового 1942 года в Богдановской Яме были слышны одиночные выстрелы и крики, но тоже одиночные.
А потом наступила тишина, потому что остались там только трупы.
Безмолвные трупы 50 тысяч евреев Одессы.
А еще там остались мортусы.
Мортусы, которые сжигали трупы.
Трупы своих матерей. Трупы своих детей.
Война – дело жестокое.
Но даже жестокость войны имеет свои законы.
В Богдановке законов не было.
Ни военных. Ни человеческих.
В Богдановке можно было ВСЁ – ограбить, изнасиловать, убить.
В Богдановке можно было продать «богатому» еврею грязный угол в свинарнике, убив перед этим лежащего в том углу другого еврея.
И самое страшное, на наш взгляд, с каким бесчувствием говорят об этом оставшиеся в живых мортусы.
Молодой человек, еврей:
Молодая женщина, еврейка:
Владимир Ланковский, ставший впоследствии видным врачом, не был «мортусом» да и в Богдановке не был. Угнанный в Транснистрию из Черновцов, он вместе с отцом и братом попал в одно из северных гетто. Отец его был портным, и это дало им возможность, работая на местных крестьян, перебираться из села в село, из гетто в гетто и таким образом выжить.
Везде, где они побывали, были заборы из колючей проволоки, были свинарники, или коровники, или конюшни.
И в этих свинарниках, коровниках и конюшнях на смешанной с навозом соломе валялись мертвецы и корчились в бреду живые.
Единственным инстинктом этих «живых человеческих существ», утверждает Ланковский, был инстинкт самосохранения, низводящий их до уровня животного и не пропускавший в их исковерканное сознание страдание и смерть даже самых близких.
Мы позволим себе не согласиться с Ланковским.
Ведь был же в Богдановке одессит Мишка.
Не Мишка из песни: «Ты одессит, Мишка», а живой настоящий 13-летний еврейский мальчишка, который пошел на смерть, прижимая к себе двухлетнего Моничку и ведя за собою сестренку и брата.
Без них он, наверное, мог бы стать мортусом и остаться в живых.
Мортусы сжигали трупы.
Трупы своих матерей.
Трупы своих детей, братьев своих и сестер.
Слоями, слоями…
Слой соломы, слой месива, которое только что было живыми людьми.
И опять слой соломы…
День и ночь горели костры.
Жители села Богдановка видели эти багровые сполохи и задыхались от смрада. А самые предприимчивые светлыми лунными ночами пробирались к Богдановской Яме и, спустившись на дно, ворошили еще не остывший пепел, пытаясь найти в нем… золото.
И, говорят, находили.
Мародерство, оказывается, дело прибыльное.
Мортусы сжигали трупы.
Не все они останутся жить. Те, кто останется, покинет это проклятое место, уедет в чужие края, попытается забыть.
Но нет, везде и до самой смерти будет его преследовать зловещая тень Богдановски. Такое не забывается…
А в сентябре 1944-го сюда пожалует Областная комиссия по установлению злодеяний во главе с товарищем Колыбановым.
С неоценимой помощью директора свиносовхоза Карпа Шевчука и жителей села Богдановка комиссия найдет места захоронений, разроет их, пересчитает трупы и назовет их «мирными советскими гражданами».
Гость из прошлого
Несколько лет назад мы провели две недели в Будапеште.