Город Антонеску. Книга 1

Впрочем, в те августовские дни речь уже не шла об эвакуации промышленных предприятий, ценностей Госбанка или запасов продуктов питания. Все это давно было вывезено, да и советско-партийной элиты в городе, фактически, не было.

Адриан Оржеховский еще в конце июля записал в своем дневнике: «Жизнь в городе почти совсем замерла. Уже не видны вереницы убегающих людей со своими пожитками, не мчатся военные грузовики с грузом, как будто все или почти все эвакуировались.

Главные заводы уехали давно. Соль нашей земли – коммунисты, тоже давно подмазали пятки и благополучно улизнули. По этому поводу всюду и везде возмущенные разговоры…»

Сегодня вывозят то, что не успели вывезти: паровозы, тендеры, металлолом…

Упакованный в контейнеры металлолом загружают в трюмы судов, паровозы и тендеры перевозят на плавучих доках и на палубах судов.

Не успевший выехать «контингент, подлежащий эвакуации», помещают в межпалубном пространстве или на верхней палубе, предназначенной для штурманской и рулевой рубок.

Как явствует из наших расчетов, проведенных на базе рапортов Управления Черноморского пароходства, с 8 июля и до 31 августа 1941-го официальным порядком было эвакуировано 240 992 человека. В июле это число, как мы уже говорили, составило 153 280 человек, а в августе сократилось до 87 712.

Это сокращение было вызвано тем, что в июле более 95 тысяч покинули город по суше, а в августе, когда кольцо стало сжиматься, это число составило только 40 тысяч.

Что касается эвакуации морем, то она оставалась примерно на том же уровне: 57 970 человек в июле и 58 000 в августе, то есть около 1870 человек в сутки.

Такая сравнительно небольшая для 600-тысячного города пропускная способность порта требовала тщательной селекции, дабы в число эвакуируемых не проникли каким-либо образом лица, «не подлежащие эвакуации», или, еще хуже, представляющие собой «балласт».

И наверное, не случайно, что эвакуация проводилась только с разрешения контр-адмирала Жукова. Именно он, опытный «морской волк», должен был решать, кто «подлежит» и кто «не подлежит», а кто вообще представляет собой «балласт».

«Балласт» следовало «сбросить» с терпящего бедствие корабля.

«Балласт» должен был остаться в городе, который был обречен.

«Балласт» должен был остаться в городе, из которого все продукты питания уже вывезли, в котором уже и сегодня нет питьевой воды, а завтра не будет и электричества…

О том, кто именно был причислен к «балласту», мы уже говорили.

«Балласт» – это люди, не нужные никому – ни фронту, ни тылу.

«Балласт» – это в первую очередь старики, инвалиды, дети…

«Балласт» – это мы!

Мы остаемся в Одессе…

Крылатый лозунг

Между тем Одесса уже начала всерьез волноваться.

Под удар встала способность города к «героической обороне».

И тогда Военный совет ООР принял решение для установления порядка вызвать в Одессу ее «хозяина» – первого секретаря обкома партии товарища Колыбанова, который в эти дни ошивался где-то в 9-й армии Южного фронта.

Считалось, что только он, товарищ Колыбанов, своей железной рукой может успокоить темпераментных одесситов.

Колыбанов прибыл в Одессу 21 августа 1941-го.

Совершенно случайно в тот самый день, когда великий кондукаторул Ион Антонеску, получив из рук мальчишки-короля звание маршала и орден Михая Витязула, отправился на штурм крепости «Одесса».

Вот как о появлении Колыбанова вспоминает бригадный комиссар Азаров:

«Он вошел, оживленный, шумный. Реглан распахнут. На фуражке красноармейская звездочка…»

Колыбанова тут же ввели в состав Военного совета, и в тот же день он приступил к «успокоению» одесситов.

ИЗ ОБРАЩЕНИЯ ОБКОМА ПАРТИИ

Газета «Большевистское знамя», 21 августа 1941 г.

Товарищи!

Враг стоит у ворот Одессы…

В опасности наш родной солнечный Город!..

В опасности жизнь наших детей, жен, матерей!..

Защита родного Города – это кровное дело всего населения…

Деритесь за каждую пядь земли своего Города!..

Одесса была, есть и будет советской!