Здесь, на Прохоровской, 11, в старом доме Мордехая Бошняка, 3 ноября 1930 года Фаничка родила сына – Янкале.
Это радостное событие ухудшило и без того трудное положение семьи. Фаничке пришлось бросить учебу и пойти работать секретарем-машинисткой в Еврейскую больницу. Но зарплата ее была ничтожной, и Слува в отчаянье приняла решение отправить младшенькую за границу – в Харбин. Там, в Харбине, у нее был родной человек – старший брат ее Барух, сын покойного Мили Тандета.
Как и почему Барух оказался в Харбине – это отдельная длинная история, не имеющая прямого отношения к нашему рассказу. Но устроен он был хорошо, владел, как когда-то отец его, магазином готового платья, и Слува была уверена, что он поможет ее девочке. Не чужой ведь!
Анечку собрали в дорогу. Плакала старая Слува. Плакали сестры.
А в Харбине…
А в Харбине все сложилось не так, как виделось, как мечталось. Много горя пришлось хлебнуть избалованной одесской гимназисточке. И в конце концов она вынуждена была согласиться на брак с богатым вдовцом, годившемся ей в отцы. Муж, правда, оказался порядочным человеком и любил ее по-отечески. А она, после всех перенесенных испытаний, чувствовала себя Синдереллой, в полном смысле попавшей из кухни во дворец.
Но сказка длилась недолго – в 1935-м СССР продает КВЖД и возвращает всех советских граждан на Родину.
Счастливые «харбинцы», как теперь стали их называть, поехали домой. Весело, с песнями, на особом поезде, украшенном флагами и снабженном багажными вагонами для нажитого за границей добра.
Но… как только этот особый поезд пересек советскую границу, веселье кончилось: багажные вагоны отцепили, добро конфисковали, а «харбинцев» объявили японскими шпионами и арестовали.
Все они, за малым исключением, погибли.
Анечка, как советская гражданка, тоже подлежала эвакуации.
Правда, на том, удобном на первый взгляд поезде «харбинцев» она не поехала, а отправилась на пароходе, а посему живая и невредимая добралась до Одессы.
Но какая это была Одесса?
На дворе был кровавый 1937-й.
В городе правил бал Большой террор.
Сталинские «националы»
Начальной точкой Большого террора можно условно считать тот роковой день, когда Сталин спустил с цепи Ежова.
Теплым осенним вечером 25 сентября 1936 года вождь, отдыхавший в Сочи, отправил Молотову, остававшемуся в Москве «на хозяйстве», телеграмму:
Ежов был назначен, и… началась «ежовщина».
Не следует, впрочем, забывать, что Ежов, при всем к нему отвращении, был всего лишь марионеткой – исполнителем воли властителя.
История знает немало кровавых властителей. Взять хотя бы царя Ирода, правившего Иудеей в IV веке до н. э., но даже Ирод, убивший жену свою Мариамну и собственных сыновей, кажется «пуделем» по сравнению с товарищем Сталиным.
Террор, развязанный Сталиным в 1937-м, по своей беспредельной жестокости превзошел злодеяния Ирода.
Нет, мы, конечно, не станем рассказывать здесь обо всех преступлениях, совершенных во время Большого террора.
Вспомним только одну особую акцию, направленную против так называемых «националов». И вспомним лишь потому, что эта акция прямо касается трагической судьбы наших родных и нашей личной судьбы.
«Националами», с подачи Сталина, стали называть всех граждан Страны Советов нерусской национальности, включая тех, кто долгие годы жил в России и был человеком русской культуры.
«Харбинцев» тоже считали «националами», хотя они представляли собой не «национальность» в общепринятом смысле этого слова, а некую «общность» людей, живших в силу различных причин какое-то время в Харбине.
Национальная акция была задумана широко. Сегодня уже рассекречены документы, в которых определены целевые группы репрессируемых, «лимиты» репрессий по каждой группе и даты начала репрессий по географическим регионам.
Для каждой целевой группы были установлены и «преступления», которые следовало инкриминировать ее членам, и стандартные меры наказания за каждое «преступление».
«Националы» обычно обвинялись в связях с разведкой страны их базовой национальности, в терроризме и в антисоветской агитации. А мера наказания ограничивалась двумя основными категориями: 1-я категория – расстрел, 2-я – лишение свободы на 10 лет.
Дела «националов» в суды не передавались, а решались особыми «тройками» НКВД, без участия обвиняемых и бесполезных в данном случае адвокатов. Решение «тройки» обжалованию не подлежало и приводилось в исполнение немедленно.
За 15 месяцев проведения «национальной акции», с 25 августа 1937-го до 15 ноября 1938-го, было осуждено 335 513 «националов» и большая часть из них – 247 157 – расстреляны.
Почему Сталин взялся за «националов»?
Почему приказал расстреливать?