Город Антонеску. Книга 1

«Посмотри, ведь это просто – набираешь в ложку немного бульона с лапшой, а затем губами сжимаешь ложку и все. Ты понял?»

Я понял и с тех пор никогда «не тяну коня за хвост».

Многому из того, что должен знать «интеллигентный» одесский ребенок, научила меня тетя Аня. Но недолго пришлось нам пожить всем вместе. Вскоре я услышал новое слово: «ре-эми-грант-ка».

Моя тетя Аня, оказывается, «реэмигрантка».

И ей нужно уезжать. И бабушка плачет и рассказывает соседям, что Анечка уезжает в Москву «продолжать образование».

Анечка сложила свои вещи в маленький чемоданчик и уехала. Часть привезенных из Харбина нарядов бабушка продала в театры – их можно было носить только на сцене, а остальные украл наш дворник Прокоша, когда в Одессу вошли румыны.

В Москве моя тетя нашла пристанище у доброй старушки Марьи Долматовны, в старом деревянном доме на Ново-Басманной. Они жили вдвоем в маленькой полутемной комнате, где Анечка, бывшая Синдерелла, давала уроки английского языка приходящим ученикам, чаще всего бесплатно. И до самой смерти своей жила моя тетя в страхе, потому что была «преступницей» – «реэмигранткой».

А у нас, в Одессе, тем временем все шло своим чередом. Я все реже вспоминал мою тетю, потому что пошел в первый класс, а потом и в школу Столярского – моя бабушка была уверена, что я стану «великим музыкантом».

У нас в семье все любили музыку. Мама и тетя Циля играли на старом бабушкином пианино Чайковского, Шуберта, дядя Миля – модную на Молдаванке «Мурку», а папа «крутил патефон», и, когда я приходил к нему в гости, мы вместе слушали оперы.

Я тоже начал учиться играть на пианино, но вскоре мне это надоело, и я стал просить маму купить мне маленькую скрипочку. Мама сначала не хотела, но потом сдалась, купила скрипочку-четвертушку и повела на экзамен к Столярскому.

В нашем доме уважали Столярского. Бабушка называла его по имени-отчеству – Петр Соломонович, и говорила, что он сын «клейзмера», и, чтобы стать «великим музыкантом», я обязательно должен у него учиться.

И вот наступил день, когда меня одели в новый бархатный костюмчик, завязали под воротничок белый бант, и я вместе с мамой отправился на экзамен к Столярскому. Мы поднялись на второй этаж старой консерватории, той, что была напротив немецкой кирхи, и устроились на стульях в большой комнате, перед залом, где проходил экзамен.

Сидели мы долго. Я даже устал так долго тихо сидеть. Но тут подошла наша очередь, и я один без мамы вошел в зал. Справа от меня стоял огромный черный рояль, за которым на круглом стульчике сидел молодой парень, наверное, учитель, а прямо передо мной на возвышении другие учителя. Один из них, как мне показалось, был этот самый бабушкин Столярский.

Он был совсем не страшный – маленький, толстый, с круглой головой и круглыми очками. Посмотрел на меня, улыбнулся и спрашивает, вежливо так, как у взрослого: «Ну-с, молодой человек, ноты вы знаете?»

«Знаю», – ответил я.

«Сейчас посмотрим. Подойдите к роялю и отвернитесь».

Я подошел и отвернулся. «Дайте ему ноту!» – приказал Столярский тому, что сидел за роялем, и я услышал ноту. Отгадать ее было совсем нетрудно – мы часто играли так с тетей Цилей.

«Какая это нота?» – спросил Столярский.

«Фа! Фа!» – радостно закричал я.

«Правильно, мальчик. А теперь, какая?».

«Си бемоль».

«Хорошо. А аккорд можете отгадать?».

«Могу!», – уже уверенно сказал я, и услышал аккорд: «Рэ фа диез ля».

«Ну, молодец!».

Потом учитель постучал по крышке рояля несколько раз и попросил меня повторить. Я повторил. «Очень хорошо, мальчик. Хватит!» — сказал Столярский.

Так я был принят в школу Столярского.

Дома нас встретила бабушка: «Этот мальчик будет-таки знаменитым!»

Но предсказанию бабушки не суждено было сбыться. Переучиваться с пианино на скрипку оказалось нелегко. От долгих упражнений болела рука, а от долгого стояния болели ноги. Однажды я даже залез под стол, и никакие уговоры не могли заставить меня вылезти и взять в руки ненавистную скрипку.

Папа пригрозил мне ремнем.

Но бабушка сказала: «Мы даф нышт уродовать ребенка!»

Так закончилась моя карьера «великого музыканта».

А вскоре нам всем стало уже не до музыки.

В Одессу пришла война.

Между-действие второе: Все дороги ведут в… Одессу