Город Антонеску. Книга 1

И снова: «Все будет хорошо, моя девочка. Даст Бог, этот кошмар окончится, и мы снова будем вместе…»

Но кошмар не кончился.

После отъезда Анечки страх «разоблачения» не покинул маленькую семью.

Все они, бывшие ранее семьей купца и домовладельца, стали теперь еще и семьей «реэмигрантки». И одно только слово сварливого соседа или донос дворника мог решить их судьбу.

Этот постоянный страх наложил отпечаток на всю их дальнейшую жизнь и сыграл свою роковую роль в те дни, когда в город пришла война.

От Янкале: Откуда я взялся

Молдаванка, 26 июня 1941 г.

Когда в Одессу пришла война, мне было десять лет.

Жили мы на Молдаванке, можно сказать, даже в самом ее сердце – на углу Прохоровской и Костецкой, напротив Пожарной каланчи.

Дом этот когда-то принадлежал моему деду, а еще раньше – моему прадеду.

Прадед – Мордехай Бошняк, был купцом какой-то гильдии и у него, как в сказке, было три сына – Иосиф, Рафаил и Давид.

Старший Иосиф стал моим дедушкой, а жена его Слува – моей бабушкой.

Дом на Прохоровской был огромный. Он был построен квадратом и состоял из нескольких флигелей – одноэтажных и трехэтажных. В трехэтажных жили родственники и жильцы, а в одноэтажных была пекарня и магазины.

Внутри дома был двор с большими деревянными воротами.

Советская власть весь этот дом забрала, а нам оставила только маленькую квартирку во флигеле на втором этаже. Но и после этого нас почему-то продолжали считать домовладельцами, и я помню, как наш дворник Прокоша, встретив бабушку, снимал картуз и уважительно говорил: «Добрый день, мадам Бошняк!»

В этом доме на Прохоровской, принадлежавшем моему прадеду, я родился.

И я мог бы начать рассказ о себе словами Бабеля: «Я родился в Одессе, на Молдаванке…» и продолжить словами Утесова: «…каждый хотел бы родиться в Одессе, но не всем это удается».

Но мне удалось – я родился в Одессе, на Молдаванке.

Больше всех моему рождению радовалась бабушка – она тайком от соседей привела из синагоги старого «моэля» и по еврейской традиции на восьмой день мне сделали обрезание.

И имя дали мне по еврейской традиции: Яков-Иосиф.

Яковом звали отца моего папы – и в честь него мне дали имя Яков. А Иосифом звали отца моей мамы – и в честь него мне дали имя Иосиф. Так я стал Яковом-Иосифом. Два имени всю мою жизнь доставляли мне неприятности – вызывали недоумение и подозрительность, и я чувствовал себя неловко, как будто бы в чем-то виноват.

Бабушка Слува называла меня ласково: «Янкале».

А мальчишки во дворе называли «Янкель-Дудль» и, завидев меня, начинали орать: «Янкель-Дудль скушал штрудель!» Я очень обижался на эту дразнилку, но штрудель, сладкий пирог из слоеного теста, – очень любил. Жаль только, что бабушка пекла его редко – только на праздники. Много вкусных вещей готовила бабушка на еврейские праздники.

Песах… Бабушка приходит из синагоги. Вся семья садится за накрытый белой скатертью стол. Ярко горят свечи. Все выглядит празднично – и стол, и одежда, и лица моих родных.

Я сижу за столом вместе со всеми на маленькой подушечке, которую положили на стул, чтобы мне было повыше. Рядом бабушка. На руках у нее Зоинька – дочка дяди Мили. Нам весело, мы гримасничаем и хохочем. Зоиньки давно уже нет в живых. Ей было восемь, когда она погибла вместе со всеми евреями в 1941-м…

Я очень люблю праздники, и мне вспоминается еще один.

Однажды летом бабушка сказала, что сегодня у нас праздник – сегодня к нам приезжает Анечка.

Анечка – это младшая сестра моей мамы, а значит, моя родная тетя, и я очень разволновался. Весь день я помогал бабушке печь штрудель и готовить для Анечки постель – сам таскал тяжеленные пуховые подушки.

«Кик вус махт дер кляйнэр!» – «Посмотри, что творит этот малыш!» – смеясь, говорила бабушка моей маме.

И вот наконец приехала Анечка. Молодая. Нарядная.

Она приехала к нам из Харбина. Там, в Харбине, она жила в большом и красивом доме. У нее были даже, как у принцессы, слуги и две собаки – огромный дог и рыжий щенок боксер. Но Анечке было грустно, она соскучилась и захотела вернуться домой. Она ехала к нам долго, сначала на поезде, а потом на пароходе и привезла много подарков: четырнадцать чемоданов, большущий деревянный сундук и настоящий патефон с пластинками Лещенко.

Теперь Анечка будет жить с нами. В честь ее приезда бабушка накрыла стол, и я постарался сесть рядом с моей новой тетей. Что-то притягивало меня к ней – она была такая красивая и от нее так вкусно пахло!

Бабушка налила мне в тарелку бульон из курочки с монетками жира и длиннющей белой лапшой. Когда втягиваешь ее в рот, брызги летят во все стороны и слышно бульканье.

«Не тяни коня за хвост!» — говорит мне тетя Аня. От стыда я краснею, на глаза наворачиваются слезы.