Город Антонеску. Книга 2

Существует даже легенда, по которой наш дон Хосе де Рибас перед штурмом турецкой крепости, 14 сентября 1789 года, ночевал именно здесь, в Кривой Балке, и что для этого у него было по крайней мере две веские причины.

Удивительно вкусный… пальчики оближешь!.. украинский борщ, который варили местные хозяйки, и удивительная… ну, просто необыкновенная!.. красота этих самых хозяек.

Ну, что касается борща, то мы не были бы так категоричны, а вот относительно хозяек, то… дон Хосе де Рибас был известным любителем всяческих красоток…

Катакомбы Кривой Балки достигали 35-метровой глубины и имели три сообщающихся между собой яруса. Самый нижний давно был затоплен водами, видимо, той самой, протекавшей когда-то в Балке тощей речушки, а верхние – с течением лет во многих местах обвалились и стали почти непроходимыми. Считается, что общая протяженность этих катакомб составляет более 100 километров, хотя никто их, конечно, не измерял, и карты, как сказано, не существовало.

Группа Барданова расположилась на сравнительно небольшом, наиболее известном участке этих катакомб, залегавшем непосредственно под селом и имевшем два «входа-выхода».

Один из них, так называемый «дальний», представлял собой едва заметную расщелину в крутом и скалистом склоне Балки. Этот «вход-выход» был очень удобен, поскольку был связан с верхним, наиболее сохранившимся ярусом, но путь к нему по поверхности проходил по открытой и трудной для пересечения местности. Второй находился неподалеку от главного здания люпозория, возле хаты деда Зозули, но он представлял собой… колодец!

Да, да, самый обыкновенный старый колодец с самодельным воротом и помятым ведром на ржавой цепочке. Окружавший его деревянный сруб почти сгнил, но вода оставалась прозрачной и, по отзывам местных жителей, необыкновенно вкусной.

Но как и каким образом этот колодец мог быть входом в катакомбы?

О, это очень длинная история, но вы, как мы понимаем, никуда не спешите?

Когда-то, в давние времена, дед или, скорее, прадед деда Зозули, нуждавшийся в камне-ракушняке для постройки хаты, стал добывать его из-под земли и выкопал шахту.

Шахты в те дни копали глубокие, поскольку значительно легче было вытаскивать ракушняк воротом, чем тащить его, как говорится, «на своем горбу», к месту постройки хаты по длинным и узким коридорам катакомбы.

Шахта прадеда деда Зозули тоже получилась глубокой – трехъярусной, и нижний ярус ее впоследствии заполнилося водой. Ушлый прадед обнес ее жерло бревнами, пристроил ворот с ведром и стал использовать как колодец.

С тех пор прошло сто лет, но этот колодец в селе продолжали называть: «шахта деда Зозули». Только мало кто знал, что в полуметре от зеркала его прозрачной и необыкновенно вкусной воды в стене старой шахты сохранилась большая дыра, ведущая на второй, незатопленный ярус катакомбы.

Днем возле колодца обычно бывало шумно – бабы с ведрами на коромыслах, детишки, больные из люпозория и… немцы. Да, немцы тоже, то есть немецкие солдаты, расквартированные в селе, тоже пользовались этим колодцем.

Вечером шум стихает – мало кому придет в голову таскать из колодца воду по ночам – и, если ночь особенно темная, нет луны и небо затянуто тучами, можно спуститься в колодец и таким необычным образом добраться до входа в катакомбы.

Расщелиной в склоне Балки пользовалась боевая группа отряда, вынужденная почти каждую ночь по своим «партизанским делам» выбираться на поверхность. Но для гражданского населения, состоящего в основном из жен и матерей партизан, расщелина не подходила. Трудно было незаметно вывести женщин из села, трудно было заставить их топать в ночной темноте по скользкому и заваленному валунами днищу Балки.

Так что гражданское население спускали в катакомбу через колодец.

К нему было значительно легче подвести людей, но спуск был гораздо сложнее и опаснее.

Ролли тоже должна была попасть в катакомбу через колодец.

С того самого дня, когда на повозке с больными волчанкой им удалось выбраться из Одессы и добраться до Кривой Балки, они продолжали жить в хате Барданова.

Дни проходили за днями, а в катакомбу их не спускали.

Самого Барданова они тоже не видели и общаться могли только с его женой – теткой Галиной, которая относилась к ним ласково и угощала тем самым знаменитым борщом, которым, по слухам, так наслаждался де Рибас, но на все вопросы о спуске отвечала: «Да не волнуйтесь вы так, усе будет хорошо. Спустят вас, спустят. Вот крест вам, спустят! Куды ж они денутся? Завтра или, мабуть, послезавтра. Ночи-то теперь темные».

Но приходило «завтра», а потом и «послезавтра», а их не спускали, хотя ночи действительно были темные. Луна в эти дни убывала, и маленький бледно-желтый ее огрызок уже почти не давал света. Небо было затянуто грозовыми лиловыми тучами, и звезд тоже не было видно, а они все ждали и ждали.

Ждали, конечно, ждали…

Но в то же время боялись…

Прежде всего боялись за Ролли.