Тася договорилась. Я остаюсь. Остаюсь здесь, на даче, у теток.
Я должна ждать. Я должна ждать папу.
Он придет. Он обязательно придет.
Он обещал.
От Ролли: Желтая бабочка
У тетки Арнаутовой на огороде развелись бабочки.
Белые – капустницы и одна желтая с черными точечками.
Эта, желтая, мне особенно понравилась.
И я захотела, чтобы она жила у меня, в банке, вместо куклы с чернильным носом, которую я забыла в развалке на Софиевской, где Эмилька лежит в черной луже.
Но Тася ловить бабочку не разрешила. Сказала, что бабочек ловить нельзя, они не хотят жить в банке, им гораздо веселее на огороде.
Зато папа сразу же за меня заступился.
Что
Я побежала на огород – бабочка была там.
Ну так я немножко за ней побегала по огороду, чтобы она ко мне привыкла, а потом побежала домой за сачком, который, наверное, уже был готов.
Прибегаю, а у нашего крыльца целая толпа людей стоит. Тихо так стоит и смотрит. А на что смотрит, не видно.
Так я потихоньку пролезла между ними и очутилась впереди всех.
Вижу: на лесенке, по которой тетки на веранду поднимаются, солдат сидит и папироску курит, и на землю плюет, хотя Тася говорит, что плюваться некрасиво.
Как же я теперь в нашу комнату проберусь и заберу сачок?
Бабочка ведь может улететь!
Но тут, вдруг… дверь веранды открывается, и на крыльцо выходит какой-то важный командир.
А за ним… мой папа!!!
Только он почему-то опять на папу не похож, весь согнутый какой-то, и руки за спину закручены и веревкой связаны…
Папа спускается по лесенке медленно-медленно и смотрит куда-то вниз, и меня не видит, хотя я на самом виду стою.
Я хотела крикнуть ему:
Но не крикнула.
Даже губы сжала, крепко-крепко, чтобы не крикнуть.
Даже рот ладошкой прикрыла.
Вы же знаете, я вам уже говорила, что папа ка-те-горически не разрешает кричать. Мне нельзя кричать, потому что мы все евреи и вышли когда-то, давно еще, из Египта, где есть верблюды.
Папа вышел, но на этом дело не кончилось.
За папой еще вышла Тася. У нее, как у папы, руки за спину закручены, и она смотрит тоже вниз. Но мне кажется, что она, Тася, как раз меня видит и даже говорит мне, без слов, глазами.
Я знаю, что она говорит мне. Она говорила мне это много раз:
Я поняла – все так и случилось, как они говорили.
Их и вправду арестовали. И увезли…
И я не крикнула. Я смогла.
И меня теперь зовут ВАЛЯ, и я остаюсь.
Остаюсь одна, без папы и даже без Таси…
Я буду ждать. Я знаю, они придут за мной.
Обязательно придут… Папа мне обещал…
Соседи стали расходиться. Они оглядывались на меня и о чем-то разговаривали между собой. А я осталась стоять. Стояла долго. А потом сидела под лестничкой и плакала немножко.
А потом наступил вечер. Стало холодно и страшно.
Окошки на веранде зажглись, засветились всеми своими маленькими стеклышками. Я вылезла из-под лестнички, поднялась на крыльцо, приоткрыла дверь и проскользнула в щелочку на веранду.
На веранде, под лампочкой, за большим столом, сидели тетки – Арнаутова и Федоренко. Они пили чай и ели хлеб с маслом и с абрикосовым вареньем, которое вчера сварила тетка Федоренко.
На меня они даже не посмотрели.
Я быстренько проскочила через веранду в нашу комнату, залезла в Тасину постель и укрылась с головой одеялом.
От Валентины: «Донэ муа парти!»
Эту невероятную историю я слышала в детстве много-много раз.
Тася часто рассказывала ее друзьям и знакомым, а иногда они с папой говорили о ней между собой, вспоминали подробности, смеялись.
Так что я хорошо запомнила ее и теперь расскажу вам.
В тот летний день, когда по доносу хозяйки дачи мои родители были арестованы, румынские жандармы посадили их на каруцу и повезли в город.