Город Антонеску. Книга 2

Прежде всего, они выкинули ее из комнаты в темный коридорчик, где стоял деревянный сундук, который должен был служить ей постелью. А затем, с помощью ржавых садовых ножниц, остригли наголо и строго предупредили: макуху не трогать, так как она предназначена для поросенка, и абрикосы с дерева не рвать, поскольку они их «пересчитали».

На этом вся их «забота» окончилась – они просто забыли о ее существовании и даже оставшийся от обеда суп предпочитали отдавать тому же поросенку.

Ролли старалась не попадаться им на глаза: по ночам дрожала от страха и холода на сундуке в коридорчике, а в течение дня пряталась в саду – карабкалась на старый ветвистый орех, забивалась под лестничку у веранды или же забиралась в гущу кустов черной смородины, где можно было, если повезет, найти даже несколько спелых ягод.

Девочка совсем одичала. Белое платьице ее испачкалось и разорвалось, сандалики потерялись, она выросла, похудела и, наверное, умерла бы с голоду, если бы не случилось чудо.

«Чудо» однажды предстало перед ней в виде местного пацана Васьки.

Шести-семилетний Васька, такой же грязный, оборванный и голодный, как Ролли, целыми днями шастал по чужим дачам, выискивая, где-что «плохо лежит». Добравшись однажды до дачи Арнаутовой, он наткнулся на Ролли и, по какой-то необъяснимой причине, проникся к ней симпатией. Он взял ее под свое «покровительство», и с этого дня они уже вместе шастали по чужим дачам.

Заметив эту странную пару, дачники не жалели в их адрес бранных слов. Случались и тумаки, и в этом случае, побитые и заплаканные, они стремглав неслись на окраину села, где в маленькой жалкой хатенке жила Васькина мамка.

Мамка торговала «кизяками». Собирая по всей округе коровий навоз, она смешивала его с глиной и выделывала из этого вонючего месива нечто типа кирпичей, называемых в этих краях «кизяками».

Все соседи покупали у Васькиной мамки «кизяки», но дружбы с ней не водили, видимо, потому, что вся она, и сынок ее Васька, и жалкая их хатенка были насквозь пропитаны стойким запахом навоза.

Этот «навозный» промысел был не только, скажем так, не очень «благоуханным», но и прибыль приносил ничтожную, так что мамка выбивалась из сил, чтобы прокормиться, и была несказанно счастлива, когда могла сварганить на ужин картошку в «мундирах» или мамалыгу.

Теперь и картошку эту, и мамалыгу она стала делить на троих, не делая никакого различия между собственным голодным сыном и беспризорной еврейской девчонкой. При этом она не отказывала себе в удовольствии нещадно материть их обоих, обзывая Ваську «байстрюком», а Ролли – «жиденком».

Ролли на мамку не обижалась – все в эти дни, и местные жители, и дачники, называли ее «жиденком», знали, что родители ее арестованы и даже были уверены, что их уже нет в живых.

Румыны тоже, конечно, знали, что на даче у Арнаутовой живет еврейская девчонка, но они до поры до времени ее не трогали. На это у них была своя особая причина.

Дело в том, что Тася, если вы помните, сумела сбежать из префектуры, и ее второй месяц разыскивали. Причем уже не префектура, а гораздо более страшное учреждение – сигуранца.

В это, наверное, трудно поверить!

В «Городе Антонеску», давно и полностью «очищенном» от евреев, она, молодая женщина-еврейка, не имея заранее подготовленного убежища, не имея при себе никаких вещей, не имея денег, умудрялась скрываться.

Где она проводила ночи?

Где пряталась в дневные часы?

Как добывала пищу?

Тася когда-нибудь расскажет об этом в своих бесконечных письмах к дочери в Израиль. Она расскажет о том, как пряталась… у «добрых людей».

А сейчас внимание! Это очень важно!

Тася пряталась у «добрых людей».

Это значит, что были, были в те дни в Одессе «добрые люди»!

Это значит, что не все одесситы стали «новой одесской элитой», не все открыли бодеги, бордели и комиссионные магазины.

Это значит, что были люди, именно Люди с большой буквы, которые, рискуя жизнью, давали приют скрывавшимся от убийц евреям.

Жаль только, что таких людей, видимо, было очень мало, иначе, наверное, в нашем городе не погибло бы более 155 тысяч евреев…

Тасе помог Тима Харитонов.

Мы уже рассказывали вам об этом замечательном человеке – в давние времена Тима и Изя вместе учились в Новороссийском университете и, несмотря на различия в происхождении и национальности, были друзьями.

В дни Большого террора, когда Тася была арестована, как «враг народа», Тима, один из немногих, не стал прерывать отношений с нашей семьей, и именно ему писала Тася из ссылки: «Привет тебе, мой милый Тима, из глубины Сибирских руд. Мой честный, добрый и любимый, в несчастье не забывший друг…»

И вы, наверное, помните, как 21 октября 1941-го, когда им удалось выбраться из горящей школы на Новосельской, они бежали к Тиме, будучи уверены в том, что он их спрячет. Тогда они просто не успели к нему добраться – их арестовали и погнали в Тюрьму.