Город Антонеску. Книга 2

В тюрьме я жила, кажется, долго, под железной лестницей на расстеленном пальто моей бабушки Иды. Но в конце концов меня оттуда выкинули, отодрали от папы и бросили на плитки во дворе. Я тогда даже коленки ободрала.

А потом мы немножко пожили у тети Норы, с Эриком и бабушкой Идой, и папа сделал большую дырку в стенке и запрятал туда всякие вещи. И бабушка очень сердилась, что мы с Эриком смотрим, как папа запрятывает, и кричала, что «это зрелище не для детских глаз». Но папа нас защитил и сказал: «Ах, оставьте!»

Все у нас в этом доме было хорошо, и тетя Нора плакала и всех нас обнимала, и бабушка Ида жарила на плиточке лепешки с чесноком, которые пахли колбасой, но потом во дворе стали громко кричать и ругаться, и мы испугались, и Тася перевела нас с папой в новый дом – в развалку на Софиевской, к Эмильке.

Мы пожили там немножко под потолком на антресолях, и папа мне рассказывал много разных сказок про волка – Белого Клыка и храбрых мушкетеров, про всадника, которому отрубили голову, про князя Серебряного, который от царского гнева бежал, и еще… ну, вы знаете: «мы спиной к спине у мачты, против тысячи вдвоем».

Но потом с Эмилькой что-то такое нехорошее получилось, и мы оказались в Дерибасовке, у злых теток Арнаутовой и Федоренко, и меня стали называть новым именем «Валя».

Может быть, я что-нибудь по дороге забыла или перепутала, но мне кажется, что жила я там очень долго, одна, без папы и даже без Таси, и меня уже даже «Валей» перестали звать. И я стала «Жиденок» и познакомилась с Васькой, и мы с ним бегали по чужим дачам и искали ничейную еду, и его добрая мамка кормила нас мамалыгой. А потом у нас в Дерибасовке пошел дождь, и тетки увезли меня на извозчике на Садиковскую, где не было никаких садиков, но зато были скелеты, и я там в одной куче нашла своего Зайца. И все стало очень хорошо и даже замечательно, потому что я теткам уже окончательно насто-чертела, и тетка Федоренко отвела меня в «Куртю», где, как она сказала, «всем жидам место».

И вот там уже, в «Курте», у меня уже был настоящий Дом, там был папа и была Тася. И дедушка Альберт тоже был, пока не превратился в папиного графа Монте Кристо. И еще был Вьеру-Канешно, пока его не услали на фронт.

Я совсем не хотела уходить из этого моего Дома.

Но так получилось, что сундук наш опять закрыли, и мы все теперь живем в нашем новом Доме у бабушек Лидии Александровны и Александры, которая тоже почему-то Александровна.

И, как я вам уже говорила, мне очень нравится этот новый Дом. Жаль только, что меня здесь все равно зовут этим чужим именем «Валя».

Но я все-таки хочу здесь уже жить по-настоящему, долго-долго.

Я так и бабушке Лидии Александровне сказала.

Сказала вежливо, как меня учила на Рождество Лиса Алиса – Женька Гидулянова.

«Бабушка Лидия Александровна, – говорю, – пожалуйста, вы, я хочу здесь жить у тебя долго-долго, до самого конца».

Лидия Александровна рассмеялась, как кошка Кэти: «ми-ми-миу», и говорит: «Ой, какая ты смешная девочка! Все у тебя перемешано, и «ты», и «вы», и «пожалуйста».

Да живи, сколько хочешь. Хоть до самого конца.

Только долго вряд ли получится, потому что Конец уже близок.

Как мне кажется – это уже Начало Конца!»

Событие восьмое: Говорит Москва…

Одесса, лето 1943 г. Более 560 дней и ночей под страхом смерти

Все лето 1943 года линия фронта медленно, но верно ползла на Запад.

Нет, конечно, простые жители Транснистрии не увешивали стены своих хатенок географическими картами и не вкалывали в них разноцветные флажки, нанося ежедневные изменения линии фронта, но тем не менее они, как говорится, нутром все чувствовали.

Одним из значимых факторов были постоянные газетные публикации «о выравнивании», когда каждый ребенок понимал, что означает это «выравнивание».

Другим – было новое и даже несколько странное отношение румынских властей: вся «вертикаль власти», от губернатора Алексяну и до последнего клерка – все вдруг стали «доброжелательны».

А 5 августа 1943 года, в полночь, мир неожиданно был оглушен двенадцатью мощнейшими залпами – одновременно из 124 орудий!

Это был первый победный салют, прозвучавший в Москве.

Первый в этой войне, но не первый в России. Тот, самый первый, навек запомнившийся салют был дан еще 234 года назад, когда в декабре 1709-го, после блестящей победы над шведами под Полтавой, в Москву вернулась русская рать во главе с Государем Петром I.