Город без надежды (СИ)

Я моргнула. В памяти тотчас сформировался один из первых образов: неосвещённый бункер, голый матрас на полу. Я, двухлетняя, сижу на этом матрасе и почти беззвучно плачу. Отца и матери я уже не помню, Верити и дяди Адама нет рядом, и только согбенный силуэт Паука угадывается где-то в углу. Нянька из него была неважнецкая. Он добросовестно следил за тем, чтобы я ненароком не убилась, а большего от него не требовалось, да он и не способен был на большее. Я и за то благодарна ему до конца жизни.

Я подняла взгляд. Кристиан ждал ответ. Ответ ясно прочитывался на моём лице.

Кристиан присел на корточки, глядя снизу вверх.

- Вот и я тоже. Виллоу, я готов на всё ради нормального будущего для наших детей. Но пока лучшее, что могу сделать, позаботиться о том, чтобы они не появились на свет прежде, чем сумею им это обеспечить.

Тогда я только кивнула, а к моменту, когда он возвратился, уже и думать забыла о том разговоре. А теперь вспомнила. Я сама появилась в жизни Криса прежде, чем это будущее воплотилось. И могу стать причиной тому, что оно не воплотится никогда.

Мне было страшно. И за себя, и за него. Я понимала, чем моё решение обернётся для Криса. Но иначе... будет ещё хуже.

Всю свою жизнь я только и делала, что убегала и пряталась. Всю мою жизнь рядом со мной были люди, окружавшие меня живым заслоном. Крис говорит, что я полна света, но в том нет моей заслуги.

Я оставляю его во тьме и могу лишь верить, что сумела разжечь тот свет, что всегда был в нём, просто он не умел его видеть.

Ему хватит силы продолжить путь. И хватит мудрости понять, что я не захотела стать его слабостью. Если для Эсперансы и есть надежда, то это он. А у надежды не должно быть оков.

Да, мне было страшно, но я не могла позволить себе растратить на страх эти часы. Ведь из страха состояло всё моё существование. Прежде чем окунуться в него с головой, я сделаю глубокий вдох счастья.

Я избавилась - а вернее, меня избавили - от боязни и смущения и охотно откликалась, но никогда не была ведущей в этой ещё совсем новой для себя игре. Сейчас мне хотелось именно этого. Не позволять любить себя, а любить самой. Безоглядно, безумно, бесстыдно. Дарить любовь каждым поцелуем, движением, сорванным шёпотом.

Крис воспринял мой порыв как приглашение поиграть. Выгнутая бровь - невысказанный вопрос: ну-ка, и чем ты меня удивишь? Его выжидательный интерес вскоре оказался позабыт, сметённый другими эмоциями, далёкими от бесстрастности.

А я не играла. Я дышала им и жила им, и, если бы могла, спаяла бы нас воедино. Меня подхватил и нёс порыв, чуждый разумному, и вскоре во мне не осталось ничего рассудочного.

Я не отвечала на поцелуи, покорно раскрывая губы, а целовала сама, так, словно ставила заявляющие о своём праве - на всю жизнь - отметины.

Брови, скулы, губы, ключицы, грудь, живот - куда только могла дотянуться из своего положения в этом неудержимом танце. Оставляя влажные следы и бледные метки укусов - увлекающий меня порыв окреп и потянул, сметая все оставшиеся заслоны.

Комната опрокинулась. Если бы под нами не оказалось ковра, мы продолжали бы и на голом полу. Мои колени утопали в высоком ворсе. Царапнула мысль о том, что, застигнутая приездом Водяного, я пропустила уже две таблетки, но стоит ли тревожиться об этом сейчас? Моя жизнь мне уже не принадлежала. Рассудок молчал, мною управляли глубинные инстинкты.

Если Кристиан хоть вполовину разделял мою теперешнюю одержимость, чего ему стоило сохранять контроль в те дни, пока я не была ещё готова отвечать тем же? Мне не хватило терпения даже на то, чтоб толком раздеться, только распахнуть верх платья и прижать мужские ладони к ноющей груди. Джинсы Криса царапали и натирали внутреннюю поверхность бёдер, но чтобы избавиться от дискомфорта, нужно было хотя бы на секунду оторваться от него, а мне было жаль этой секунды.

И я раскачивалась, улавливая ритм, и жаркие волны вздымали всё выше. Меня качал прибой, я слышала шёпот накатывающих волн. Внутри меня дышало море.