Город без надежды (СИ)

Водяной сменил тактику. Заточение, одиночество, абсолютная тишина - что дальше? Дальше были игры со светом, невинные почти игры. Я на дни и ночи оставалась в совершенной темноте. Затем в высоте с гулом включались люминесцентные лампы и, монотонно гудя, горели сутки напролёт пронизывающим насквозь светом. Веки становились тонкими, как лепестки, и даже кожа и плоть, казалось, сгорали под этим беспощадным свечением, как у выставленного на полуденное солнце вампира.

Водяной подталкивала меня к краю если не безумия, то отчаяния.

Я подозревала, что за мной наблюдают. Что бы я увидела, окажись по ту сторону экрана? На сколько баллов оценила бы свою готовность сотворить чудо?

Я не сразу заметила, что порции стали сокращаться. И сокращались до тех пор, пока на подносе не оказалось лотка с едой, только бумажные стаканчики. Я молча выпила воду и легла на матрас.

В мои планы не входило бушевать и выкрикивать мольбы и обещания, вертясь по кругу в поисках невидимой камеры. Если Водяной решил приблизить меня к встрече с Верити и остальными, я не имею ничего против.

Я стала больше спать. Это и прежде было единственным доступным занятием, но теперь к часам обычного глубокого сна прибавлялось сумрачное время того пограничного состояния, когда разум блуждает в потёмках.

И если в обычных снах я видела тех, кто мёртв, то в этом сумраке рассудка ко мне являлся Кристиан, так реально, точно он беспрепятственно входил в закрывшуюся недели назад дверь. Я видела его сквозь ресницы, сидящим на краю койки. Его неподвижный взгляд поверх приподнятого плеча, руки, повисшие между расставленных колен - застывшая поза обессиленного человека.

Я закрывала и открывала глаза - он оставался на прежнем месте. Мне казалось логичным - насколько это определение вообще применимо к видениям, - что, раз уж это мои сны, то я могу видеть Кристиана таким, каким бы хотела его видеть. Счастливым и смеющимся, с искорками в прищуренных глазах. Я хотела бы, чтобы он прикоснулся ко мне, прошептал одну из тех фразочек, от которых ускорялся пульс. Хотела хотя бы во сне вновь ощутить его объятия... да что угодно, что бы порадовало меня, а не этот вот застывший взгляд и молчание, в котором можно было услышать... быть может, осуждение, не знаю, что-то, чего я не хотела слышать от него.

Он выглядел измученным. Одержимым. И однажды я отвернулась к стене.

И всё повторялось. Моя болезнь, отрава в мозгу, бесконечная апатия. И слова будто бы те же, вновь звучал его голос, но не безукоризненно ровный, наполненный уверенностью, не тот голос, каким он в действительности внушал мне делать необходимые для поддержания жизни вещи. Сейчас его голос вибрировал от едва сдерживаемого гнева.

- Хочешь. Это тебе сейчас так кажется.

Я вяло запротестовала. Ведь я вовсе не говорила ему, что не хочу жить...