Город без войны

Под вечер Сашка пришёл домой. Пока он ещё был в Корпусе, пока сдавал учебники, форму, прощался с ребятами, тоска была не такая сильная. Теперь же всё внутри болело, разрывалось на куски. Он знал, что не должен идти домой. Он должен умереть. Чтобы не позорить мать. Но ноги сами принесли его к дому. Он ещё немного постоял на улице и всё-таки вошёл в подъезд. Постучал в дверь сначала чуть слышно, потом – громче. В квартире послышались мамины шаги. Это был лёгкий шелест шерстяных следиков по деревянному скрипящему полу, только сейчас он казался тяжелее, скрип половиц громче, чем всегда. Вот мама остановилась у двери и спросила:

– Сашенька, это ты?

Сашка подпрыгнул от неожиданности. Этот обычный мамин вопрос вдруг прозвучал устало, даже безразлично, словно сын её давно застрелился и мама уже никого не ждёт. Сашка замер от неожиданности своего открытия, а мама повторила вопрос ещё раз. Потом наступило молчание, долгое молчание. Где-то за соседней дверью раздался шепоток, ничего не значащий, но тревожный, за другой дверью почудилось кошачье мяуканье, темнота становилась пугающей. Сашка готов был повернуться и сейчас же бежать прочь от двери, прочь из дома, прочь из города…

Замок медленно, опасливо начал проворачиваться, и вскоре дверь отворилась. Сашка зажмурился от неяркого, но неожиданного света керосиновой лампы, которую мама держала перед собой. Лицо мамы казалось бледным, измученным.

– Ох, Сашенька, – выдохнула она, неловко притягивая его к себе одной рукой. В квартире отвратительно пахло лекарствами. Сброшенные с вешалки валялись в прихожей вещи.

– Приходили из Конторы, – объяснила мама, – такие грубые, страшные люди…

Она всхлипнула. Сашка взял из её рук лампу, пошёл на кухню. Там тоже был беспорядок.

– Сашенька, – мама как будто только что его разглядела, – что у тебя с головой?

– Ерунда, – пробормотал он. Похоже, те, кто приходил к ним домой, не сказали маме всего, что произошло. – Ты лучше скажи, что им было надо? О чём они тебя спрашивали?

– Они что-то искали. А спрашивали про Илью, про то, как вы в увольнение приходили. Сказали, Илья что-то натворил… – мама сосредоточенно вспоминала. – Я хотела завтра ехать к тебе в Корпус. Такое горе… Илья – такой милый мальчик. Что он сделал? Ведь его теперь могут отчислить, да?

– Мама, – оборвал её Сашка, – что говорили обо мне?

– Ничего. Проверили твои вещи и всё.

Сашка сел на табурет, положил локти на стол. Вот оно что: мама ничего не знает об отчислении, да и об Илье тоже. А уже так расстроилась. Что же будет дальше?

– Сынок, что у тебя с головой? Это опасно?

– Нет, – Сашка выдавил из себя улыбку и принялся врать: – На учениях из грузовика выпрыгивал – стукнулся. Вот отпуск дали. Недельку дома побуду.

Мама стала разжигать плиту. Сашка смотрел, как она устало двигается, и лихорадочно размышлял: Контора сюда больше не сунется – зачем он им нужен, да и из Корпуса выгнали и забыли. Значит, маме вообще ничего можно не говорить. Так для всех будет лучше. Только надо за неделю что-то придумать. Найти, куда можно уйти, как будто в Корпус. Попробовать сунуться на завод, там работникам дают койку в бараке, или в какую-нибудь охранную службу… Можно найти выход…

– Сынок, а Илью держат в Конторе? Может, сходить, попросить за него? Он не может быть виноват.

– Мама, не надо! Только не ходи в Контору! – Сашка вскочил. – Он… он на самом деле виноват. И… мы с ним больше не друзья!

Мама ещё что-то говорила, но Сашка прошёл мимо неё в комнату и стал расстилать себе на полу. Надо было лечь спать, чтобы не разговаривать с мамой. Надо было лечь и всё хорошенько обдумать. К тому же голова гудела от всего этого безумного дня…

Мама грела чай, предлагала ему поесть, потом ещё долго сидела за проверкой тетрадей, вздыхая и шелестя страницами. Сашка лежал неподвижно и думал. Думал о том, что совсем, оказывается, не знал Илью. Не знал того, с кем год стоял в шеренге рядом, спал на одной двухъярусной койке, сидел за одной партой.

А ведь они с Ильёй даже не ругались. Сашка вспомнил, как на одно из первых построений приятель притащил драного котёнка, подобранного у забора Корпуса, и за это загремел в карцер. Сашке показалось несправедливым такое наказание, и он стал пререкаться с офицером, за что его тут же посадили рядом с другом. Тогда они поклялись никогда не расставаться.

– Вот смотри, – говорил тогда Илья, – мы постоянно попадаем в одно и то же место, вот в Корпус, в одну роту, в один карцер. Ты думаешь просто так? Нет, это не просто так. Мы, наверно, как-то связаны.

– Да, – ответил Сашка, подумав. – Конечно, мы связаны. Давай поклянёмся дальше никогда не разлучаться, даже если нас пошлют на войну.

– Давай, – согласился Илья. – Только клятву нужно скрепить кровью. Чтобы всё было серьёзно.

Илья, найдя в кармане гвоздик, расковырял себе палец, потом то же самое сделал Сашка.

– Ну, вот, – сказал Илья, ког­да они перемешали кровь, – теперь мы никогда не расстанемся…