Город без войны

– Да, суки, у меня праздник. У меня-то праздник. А у тебя и Кешечки твоего? – Сашка изо всех сил отпихнул от себя Кешу и прижал к стене Катю. Тоска и злость вдруг слились вместе и выплеснулись наружу в виде отдельных слов, фраз, ни одну из которых Сашка не решился бы произнести раньше. А теперь было всё равно. Хотелось сделать как можно больнее этой дуре, позарившейся на Кешу, Кеше, себе самому. И Сашка кричал: – Да, у меня праздник. Я сегодня жив. Завтра, может, меня на боёвке убьют. В любой день вызовут и убьют. Придёт Кролик и скажет: «Готов кровь проливать?» Что ты, Ерхов, скажешь? Скажешь: «Есть!» Мы же дохнем, как собаки. Олега вон очередью из броника прошило, от Волка вообще ни­чего не осталось, папе твоему ноги оторвало. Я видел его! Он ужасно умер! Поэтому и гроб запаяли, чтобы у тебя крышу не унесло, когда глядеть станешь! И многих так… Вы это ни черта не знаете! У вас, сук, всё хорошо! Никакой войны нет! Посмотришь, так всем в центре плевать, что нас там убить могли. Вас бы в степь! Вот что ты тут в войну делала? В свою мерзкую гимназию ходила? Крыс разводила? А ты их жрала? – По щекам у Кати покатились слёзы. – Что сопли распустила? Хреново тебе? А чаи тут пить пока других убивают не хреново, а от одного парня к другому перебегать не хреново? Сашенька, Сашенька, а теперь прыг – и Кешенька! – Сашка пошарил за поясом и вытащил свой браунинг. – А вот когда возле твоей рожи пистолетом махают – ты это хоть раз чувствовала? – он направил пистолет в лицо Кати. Катя молча плакала. – Не бойся, он не заряжен. Я, конечно, могу зарядить и выстрелить, но не буду. Молись своему Богу, который делает таких свиней, как ты. Кстати, спасибо за свечи. Я их на этот классный пис­толет сменял.

Сашка опустил руку и повернулся к Кеше. Тот стоял совсем белый.

– Ну, давайте, целуйтесь, тыры-пыры, – сказал Сашка напоследок и, шатаясь, пошёл из квартиры вон.

Дорога до дома казалась очень долгой. К развалинам Сашка уже не шатался и не споты­кался. Он только ругал себя. Ругал последними словами. Конечно, он понял, что произошло, но изменять что-то было уже поздно. Войдя в развалины, он вытащил браунинг и зарядил его. Совсем неподалеку слышались вопли пьяных штурмовиков и их подруг. К Сашке опять вернулось то далёкое, почти уже забытое чувство одиночества. Сейчас он был один, в одно­часье, по своей же глупости и несдержанности растерявший всех близких друзей. Вчераш­ний сон казался сейчас куда лучше, чем реальность. Под ногами вдруг послышался не то визг, не то хрюканье. Что-то чёрное бросилось бежать. Сашка вскинул пистолет и выстрелил. Потом выстрелил ещё раз. Небольшое чёрное существо упало неподалёку. Оказалось, что это была жирная крыса, вернее всё, что от неё осталось. «Для крысы сегодня уже наступило, – подумал Сашка. – Интересно, когда оно на­ступит для меня?» Послышались шаркающие шаги. Из темноты показался пья­ный парнишка.

– Чего стреляешь? – спросил он.

– Да так, патроны лишние, – сказал Сашка.

– Ну так отдай мне, – хмыкнул парнишка.

– Держи, – Сашка отдал ему пистолет и быстро пошёл от этого места. Удивлённый па­рень ещё кричал вслед, но Сашка его уже не слышал.

На мешках сидел Зомби, вертел в руках самокрутку и пле­вал себе под ноги. Сашка хотел пройти мимо, но Зомби молча подставил ему подножку.

– Охренел? – заругался Сашка, свалившись на мешки. – В рыло хочешь?

– Не, – идиотски улыбнулся Зомби. – Хочу сигарету за новость.

– За какую новость?

– Сигарету гони.

Сашка достал из кармана немного махорки и газетный обрывок:

– Хватит с тебя. Новость?

– Тебя пацан какой-то чокнутый искал. Прикинь, холод такой, а он в одной гимнастёрке, а на груди дыра, как от пули. Я хотел его на хер послать, а потом подумал, может тебе интерес­но, – Зомби опять заулыбался наполовину беззубым ртом. – Он там, наверху.

Сашка удивленно посмотрел на лестницу и подумал: «Кто меня мог искать?». В кухне на разломанном кресле сидел Шиз и рассказывал Павлику что-то про домовых. Дверь в комнату Пса и Юры была открыта, Пёс спал на полу, а у порога поблёскивали совсем раздавленные очки. Сашка поднял оправу, бросил на кровать и пошёл к себе. У мангала спиной к нему сидел пацан в чёрной форменной гимнастёрке и совал в огонь ветки. Сашка сел рядом, смотрел на пацана непони­мающе. Это был Илья, бледный, конечно, но вполне живой.

– Привет, – сказал Илья. – С днём рождения!

30.

Чай вскипел, и Сашка с Ильёй прихлёбывали его из мя­тых кружек. Илья, щурясь, смотрел в огонь, а окончательно протрезвевший Сашка – на него.

– Я думал, ты умер, – наконец, сказал он.

– Ну ты же меня спас.

– А Контора?

– Утром приходили мужики какие-то, да я не стал ждать, чего им надо – вылез в окно, и пусть ловят. Только ты, Сань, зря им сказал своё имя, теперь они меня смогут у тебя най­ти.

– А ты им что сказал?

– Я молчал всё время, врач решил, что я немой после ранения.

– Ну ты даёшь! – удивился Сашка. – Ты же в Корпусе полчаса помолчать не мог, даже на построениях вертелся, поговорить хотелось. А тут столько дней!

– Жить захочешь… – мрачно сказал Илья.