Город Брежнев

Она замолчала или просто я перестал слышать – за угол свернул. Краем глаза я успел засечь, что Марина Михайловна смотрит мне вслед. И Ефимовна смотрит. И пацаны смотрят. И все вообще.

Да похер, я уже за угол свернул.

Там никого не было, но я все равно старался бежать к туалету, не топая. Уже как добежал, дверью шарахнул – так, что стоявший в распахнутой кабинке десятиклассник дернулся и сказал, чуть обернувшись:

– Э, мелкий, ты чё? Так и обосраться можно.

Я торопливо заперся в соседней кабинке, зажмурился от вони сортира, хлорки и окурков, от неубиваемой надписи «Если ты насрал, зараза», от всеобщей подлости – и беззвучно заревел.

2. Я занимал

Странно чего-то теперь бояться, но я боялся. Боялся, что из школы позвонят мамке – не Марина Михайловна, конечно, а завучиха или директор. Ну, не то чтобы боялся, просто неприятно было – ждать, готовиться, придумывать какие-то оправдания. Все равно ведь оправдаться не получится: или мамка рукой махнет, посмотрит безнадежно, будто обнаружила, что фашиста вместо сына вырастила, или я вспылю и вместо придуманных объяснений, железных и логичных, заору что-нибудь глупое с обидой, а она скажет: «Не ори» – или еще что-нибудь, а если дома случится батек, то вообще мрак. Не случится, конечно, батек последнее время с работы приходит за полночь, выжатый до серости. Но мне и мамки хватит – она в последнее время нервная совсем, чуть что – плакать начинает, а я не могу мамкиных слез терпеть. Мне лучше заорать и убежать. Что угодно и куда угодно, хоть в окно. Особенно если из-за меня слезы.

Я, конечно, стараюсь до этого не доводить, но не все же от меня зависит.

На всякий случай помыл за собой посуду, даже мусор вынес. Потом, подумав, сделал уроки – ну, письменные, а устные-то чего делать. И начал тосковать. По телику сплошной «Сельский час», читать неохота, в кино тоже ничего хорошего: я позвонил в кинотеатр «Батыр», автоответчик угрюмо отрапортовал, что там сегодня опять туркменская сказка и индийская фигня про любовь. В «России», другом кинотеатре, автоответчика не было. В любом случае у меня денег – пятнадцать копеек, на взрослый билет не хватит, а детские сеансы кончились давно.

Во дворе мокро и грязно, да и пацанов из окна не видать, а дальше двора идти некуда – не в школу же, не в загадочный «Ташкент» и не к Андрюхе тем более. Теперь мне вообще ходу нет никуда. Ну и пофиг. Жалко, так и не выяснил, что там на подаренной кассете записано.

Музыку поставить было бы нехило, любую, да не на чем. Пластинки, правда, можно слушать и без проигрывателя: скручиваешь из обычного тетрадного листа конус с острым кончиком, надеваешь пластинку дыркой на ручку, аккуратно прислоняешь кончик конуса к поверхности диска, который крутишь на ручке, как на вертаке. И пластинка поет – тихонечко, но отчетливо. Но пластинок у нас как было три, так и осталось, и переслушивать их в миллионный раз я не собирался. Да и вообще не намерен был заниматься детсадовскими забавами. Продолжал тосковать, глядя в окно. И даже обрадовался, когда зазвонил телефон.

А мамкин голос услышал – спохватился и напрягся. Значит, ей из школы все-таки на работу позвонили, она завелась, не утерпела и сейчас прям сквозь телефонные провода меня расстреливать будет.

Не угадал. Мамка попросила сходить в овощной, а то она селедку купила, а картошки дома вроде нет, а если сама в овощной свернет, то неизвестно, когда отварить успеет. В секретере рубль возьми, сказала, пару кило купи, не больше, на сегодня хватит, даже если плохая совсем, а чего ее держать, она прорастает сразу. Только смотри, чтобы зеленую или гнилую не подсунули. И сам ведь сможешь отварить, Артурик, да?

Я хотел возмутиться по поводу «только смотри, чтобы». Толку-то смотреть – ну увижу, что картошка зеленая или гнилая, а она обязательно будет зеленая и гнилая как минимум наполовину, я же в магазин иду, а не на рынок, – и что я сделаю? С продавщицей ругаться начну, что ли, или перелезу через прилавок и буду картошку перебирать, чтобы найти хорошую?

Не стал я возмущаться. Буркнул, что, конечно, почищу и отварю. Куплю не два кило, а три, и все дела – на кастрюльку хватит, даже если бóльшая часть в очистки уйдет.

Я тихо радовался тому, что завучиха, выходит, решила на меня не стучать. Ну или мамку пощадила, сразу на батька нацелилась. А батьку на завод в последний месяц фиг дозвонишься, так что ради бога, флаг ей в руки и пионерский барабан.

Мамка, однако, продолжала говорить, и уже не про картошку – как-то таинственно. Я прислушался и насторожился. Мамка, понизив голос, просила меня по пути в магазин, пока народу нет, заглянуть в библиотеку и поискать там статью «Бабушка в окошке», которая вышла вчера или позавчера то ли в «Известиях», то ли в «Труде».

– А когда найду, что делать? – спросил я, прифигев.