Я быстро продрог, а тут еще из магазина выбралась пара мужиков, которые закурили и принялись рассуждать о том, хватит или не хватит, и об общем дурдоме. Я ни табачную вонь не любил, ни такие разговоры, потому отошел на пару шагов и даже спустился на пару ступенек. Правильно сделал. Во-первых, здоровье от никотина уберег не хуже лошади, во-вторых, денежку нашел не хуже мухи. Подошва медленно сползла ступенькой ниже и уперлась во что-то вроде камушка. Убрал ногу, но от нечего делать все-таки посмотрел – а там блеснуло серебром. Пятнадчик. Торчит в щели между плитами ступени и ждет, кто же его заметит.
Дождался, умничка.
Я нагнулся, поднял, обтер монетку об рукав. Пятнадцать копеек, восемьдесят первого года. Тускловатая, но цельная монетка, не гнутая даже. Можно в «Морской бой» в «Батыре» сыграть, стаканчик сливочного мороженого купить. Или полтора кило картошки. Кстати. И тогда на апельсины рубль остается. Полкило, хоть что-то.
Я обрадованно подбросил монетку, собираясь бежать в магазин, и услышал:
– Э, деньги вернул щас.
У нижней ступеньки стоял чувак лет тринадцати и требовательно смотрел на меня. Довольно крупный для своих лет, почти как я, и весь темный – темная куртка, темные штаны, черные и очень короткие, будто подрезанные, резиновые сапоги и вязаная шапка темная, хотя обычно вязаные шапки, что лыжные с помпоном, что «петушки», яркие и с надписями. Полгода назад я бы решил, что это четкая одежда, и захотел бы такую же, строгую и мрачную. Чувак очень старался выглядеть опасным. Но теперь я знал, что опасность выглядит по-другому.
– Ты вернул? – уточнил я. – Ну молодец.
– Ты в уши долбишься? – спросил паренек совсем угрожающе. – Деньги вернул по-бырому, я сказал.
– Ты мне сказал? – спросил я, спускаясь на ступеньку. – А ты чьих будешь?
– Это наша земля, и все деньги наши, понял?
– Чьи ваши?
– Сороктретьевских.
– Ух ты. И кто у вас основной?
Глаз у чувака метнулись влево-вправо, но ответил он уверенно:
– Джимми.
Я, стараясь не заржать, понимающе сказал:
– О. Ты при делах, по ходу. Кого знаешь?
– Кого надо, того и знаю. Деньги вернул быстро.
– Сафрона знаешь? – спросил я, спускаясь на ступеньку; чувак уверенно кивнул. – Нельсона? Быка? Адидаса?
– Всех знаю, – сказал чувак упрямо, хотя и явно сбавив в уверенности. – Деньги…
– А они тебя знают, сынок? – спросил я, спускаясь еще на ступеньку.
Чувак кивнул и опять попытался завести про деньги, но мне это уже надоело:
– И Бык, значит, который основной в сорок третьем, тебя знает? А чего-то сомнение бар. Айда его спросим, а? Он на пятачке сейчас, скорей всего ну или дома сидит, вон, в сорок три – восемнадцать, второй подъезд. Айда спросим. Раз-два-три-зассал?
Чувак невнятно буркнул что-то угрожающее, отодвигаясь. Я дернулся вперед, выдохнув: «Че сказал щас?!» Чувак торопливо шагнул назад и быстро пошел прочь, поглядывая, не гонюсь ли я за ним.
Вот не хватало еще за чумой всякой гнаться.
Сдать этого креста Быку, что ли? Я ведь впрямь знал Быка, он учился в двадцать второй школе в десятом классе, я ему пару нормальных пасов выдал, когда в школьном дворе в футбол гоняли, с тех пор он со мной здоровался – а с Быком-то все здоровались.
Да ладно, пусть живет крестила. Он, может, и не местный на самом деле, просто по чужой земле шарашится и приключений ищет. Найдет, значит, – сейчас не лучшее время по чужой земле шарить. А я раз в жизни в сторонке постою.
– Щ-щегол, – сказал я вслед чуваку и пошел, довольный такой, в магазин.
И сразу перестал быть довольным.
Тетка в бежевом плаще уже стояла у прилавка, что-то излагая глубоким, как у оперной певицы, голосом, и брезгливо тыкая толстыми наманикюренными пальцами то в апельсины, то в весы. На пальцах были золотые кольца и перстни, толстые, штуки три, если не больше. Все эти подробности мне на фиг не сдались, я их заметил от растерянности. Потому что за бежевой спиной дерганого психа больше не было. И вокруг не было. Он, похоже, подергался да и свалил куда подальше, пока я ездил по ушам местному самодеятельному чмошнику.
Я подошел к бежевой тетке и нерешительно сказал:
– За вами мужчина стоял, он ушел, да? Я за ним…
– Э, куда полез! – крикнули сзади. – Еще пацанов не хватало. Не пускайте его!
– Я стоял, – сказал я, стараясь быть зычным и спокойным, хотя в ушах уже бухало, а под глазами темнело. – Женщина, скажите, за вами лысый такой был, а я за ним.
Тетка в бежевом мельком взглянула на меня и снова принялась тыкать пальцем за плечи продавцов. Гадина, подумал я беспомощно, а мелкая тетка в синем плаще и в яркой синтетической косынке, распираемой огромными, с кулак, кудрями, загородила собой бежевую спину и задорно крикнула:
– Лысый был, тебя не было!
– Да я тут стоял, вышел на пять минут! – заорал я в ответ.
– Зачем вышел? Курить? Такой молодой, в школе еще учишься, а куришь, как не стыдно! Вот и правильно!..
Я задохнулся от негодования и несправедливости и чуть не заорал, сам не понимая что, но тут невысокий, ниже меня, парень в мокром джинсовом костюме и с прилизанными длинноватыми волосами спокойно сказал: