– Опа, – сказал я растерянно.
– Вот опа. Только это не сразу выяснилось, а когда замес пошел.
– Замес был?
– Ага. Пятак говорит, ни хрена не понятно, вроде без напрягов шло, потом крики, вопли, взрыв – и «бобики» со всех сторон.
– Какой взрыв?
– Ну, кто-то бомбочку притащил, не знаю, карбидную или с цырием. Менты айда всех хватать. Пятак вчесал и, говорит, больше не видел ничего и никого. Как всегда, блин.
– Почему как всегда?
– Да вечно так, всем прилетает, а он вроде в самой гуще, а целенький. Да хер бы с ним, Серый вот не звонит.
– А должен был?
– Ну. Мы с ним договаривались вечером сходить… Ну, короче, познакомились там на дискаче в «Автозаводце» с парой телок из одиннадцатого, потом созвонились, они в тридцать первой учатся, у них вчера тоже концерт с дискачом был, мы с Серым договорились, что туда придем. А его Пятак сбил: айда в «Гренаду», айда в «Гренаду», позырим, что почем. Вот позырили. Сегодня, вишь, нет его. Вчера я в десять позвонил – мать его на меня наорала, что нет до сих пор. Как будто я…
Грянул звонок, прямо над макушками, так что мы оба вздрогнули и пошли на химию.
Серый не пришел ни на второй, ни на третий урок. После третьего Саня не выдержал и сбегал на улицу к автомату позвонить. Не дозвонился, но на обратном пути его заловила Ефимовна и всю оставшуюся перемену вынимала из Сани душу рассказами о пагубных привычках, из-за которых даже передовые школьники катятся по наклонной, вылетают в ПТУ и становятся отбросами и бичами. А потом, когда сообразила, что от Сани вообще куревом не пахнет, переключилась на преступное равнодушие и неуважению к труду уборщиц, которые целыми днями драют классы и коридоры совсем не для того, чтобы восьмиклассник Корягин разносил по мытому грязь на подошвах своих модных красавок.
Зинаида всегда была малость дернутой, а сегодня совсем уехала. Впрочем, сдулась так же быстро, рявкнула на Саню, чтобы шел в туалет красавки отмывать, и уковыляла в учительскую. На шестой урок Ефимовна, которая вела у нас историю с обществоведением, вообще не явилась. Нам сказали, что ее срочно вызвали в районо, и отпустили по домам.
Мне бы радоваться, а я психовал. И Саня тоже. Да и много кто, похоже. Даже Танька, которую пацанские дела совсем не касались. Хотя она, может, терзалась театральными переживаниями, у актеров так бывает, я слышал. Я ей поэтому и про Ренатика рассказывать не стал, чтобы не подумала, что жалуюсь на неприятности, которые чуть не стряслись из-за того, что провожать ее пошел. Мы и не разговаривали вообще, кивнули друг другу, и все.
Саня пообещал позвонить, если Серый найдется. Я пришел домой, сжевал холодную котлету с макаронами, потому что лень было греть, переоделся, попил чаю – горячего, потому что заваренного утром не осталось, – пощелкал переключателем телевизора, сделал алгебру, выучил – ну, прочитал на самом деле, но разницы особой нет – предложения по немецкому, поотжимался, качнул пресс, постучал в стенку, потянулся – продольный шпагат почти до упора получался, на обе ноги, а поперечный все никак.
Саня не позвонил. И сам трубку не взял, когда я, не выдержав, набрал его.
Дома было темно, неуютно и пусто. Мамка никак не шла с работы, хотя обычно к этому времени уже возвращалась. В магазин забурилась, или опять собрание на работе. Их теперь постоянно проводили, про трудовую дисциплину, социалистическую ответственность, бережливость и обострение международной напряженности – все как у нас в школе, в общем, хотя родаки-то давно не школьники. Мамка ругалась, батек тоже, кстати, хотя ему-то, казалось, какие собрания – знай по трансформаторам ползай да за фазой следи.
И совсем паршивое предчувствие меня взяло. Я не выдержал, оделся и побежал в «Ташкент».
Там никого не было. И во дворе никого не было. И по дороге, кстати, я пацанов не заметил, хотя вечер уже, седьмой час. Я пошел вокруг дома, заглянул в пристроенный комиссионный магазин, отогрелся, позырил вертаки с мафонами и вернулся к «Ташкенту».
У подъезда тосковал Саня. Он мне не удивился, сразу уныло пожал плечами и сказал, что ходил к Серому домой и никого не застал.
– Лучше бы я там был, – сказал он с тоской.
Я кивнул и запоздало сообразил, что опять ведь соскочил с общего дела – и все плохо обернулось, на сей раз не для меня. И нет, оказывается, в этом ничего хорошего, что не для меня.
– Если бы случилось что, сказали бы, наверное, – предположил я неуверенно.
– Да хер знает. Зинаида, думаешь, чего упорола? Что-то стряслось, они и шуршат.
– Ну понятно, что стряслось. Менты, говоришь, сразу подъехали, то есть заранее были готовы. И заранее, значит, собирались такое гестапо устроить, чтобы раком всех.
– Так не устроили же, – сказал Саня и осекся. – Слышь, Артур. Давай-ка по домам. Ну их на хер, ща попадем на ПМГ или бэкэдэшников, докопаются, что тоже конторские…
– Да я вроде не похож.
– Будут они смотреть, похож – не похож. Сам знаешь.