Город Брежнев

У Лоры был короткий день, но после звонка Вазыха она все равно отпросилась пораньше, объяснив начальству, что муж домой, может, на пару часов всего прибыл. Узнав, что не на пару, а насовсем, супруга расцвела, засуетилась, полезла целоваться, стала придумывать, кого позвать на праздник, а чуть придя в себя, шепотом воскликнула, что стол же пустой, и принялась грохотать морозильником.

Стол, понятно, пустым быть никак не мог, пустой стол у Лоры был явлением невозможным, но теперь столу всерьез грозило схлопывание под благородной тяжестью. Накануне Лора нарубила заготовки для нескольких салатов, раздел горячих блюд собиралась ограничить парой пунктов – картошка с мясом под сыром и что-то еще, Вазых не запомнил, – великий муж пришел с большой охоты, как уж без пельменей. Вазых попытался отговаривать, взывать к гласу рассудка и грозить, что все скиснет. Ничто не могло остановить благородную супругу, возжелавшую как следует накормить любимых домочадцев. Вазых добился лишь того, что его громогласно освободили от кухонных обязанностей, коли он так не хочет ничего делать. Вазых возмутился, получил снисходительный допуск, быстренько порубил мясо, чтобы таяло пошустрее, ухмыльнулся и отправился в душ. А Лора принялась выгонять из комнаты мастера мясорубки.

Турик в последние дни вроде бы пришел в себя, начал разговаривать, смеяться и даже звал родителей на новогодний концерт. Родители пойти не смогли, конечно, но переглянулись тогда с облегчением и долго перед чадом извинялись. Сейчас сын из комнаты вылез без особых возражений, улыбнулся Вазыху, крякнул, с шорохом потер лысину и полез в глубины кухонного пенала за мясорубкой.

Вазых мылся торопливо, но к его выходу Артур уже накрутил полтазика фарша, а Лора начала раскатывать простынку теста.

– О-го-го, – довольно сказал Вазых, вешая полотенце на спинку стула. Он развернул телевизор к кухне, включил, открутил звук и замаршировал к столу, на ходу разминая пальцы.

И тут позвонил Виталий.

Лора поняла все сразу. Расстроилась, конечно, но спрашивала лишь: «Насколько серьезно?», а Вазых молча пожимал плечом, быстро переодеваясь. В горле рос стылый ком, быстро рос, уже давил на глаза и легкие. На пороге Вазых вспомнил и вполголоса сказал:

– В темнушке два пакета, там подарки тебе и Артуру. Если не успею приехать, возьмите.

– Вадик, ты успей, – сказал Лора, но его кривой улыбки не увидела, потому что охнула и пробормотала про наши-то подарки тебе.

Вазых ее остановил:

– Ну Лор, ну не до того сейчас. Потом.

Юра уже ждал у подъезда – искать его не пришлось, он сегодня дежурил, пил чай в диспетчерской. Вернее, допивал – свет-то вырубился, больше чайник не подогреешь. Нет, не совсем вырубился – пару раз давали, потом все снова гасло. Виталику звонили, да, он трубку не брал. А что в цехах, посмотреть не успели, конечно, – вы вызвали.

В цехах был ад. Не полыхающий, громыхающий и жаркий, как обычно, а тихий и сумрачно ледяной. Полы на отметке 19 покрылись неровными оладьями наледи, на отметках 8,4 и 0 вода, которой некуда было уходить, собиралась в волнистые глыбы. К ним с водоводных труб, идущих на уровне подкрановых путей, тянулись полуметровые сталактиты. У дальней стены сталактиты были двухметровыми. Стены вдоль окон покрылись инеем, белый блеск подмигивал с граней агрегатов и даже с нескольких печей. Вокруг десятой, оскальзываясь и матерясь, бродили литейщики, чем-то долбя и звеня в клубах пара. Пар был таким густым, что временами полностью скрывал печь и окрестности.

– Усп-пели п-почти весь металл вып-пустить, к-как вырубило, иначе зак-козлилась бы, – объяснил Епифанов, покашливая и выпуская пар не хуже печи. – Еще п-повезло, если б-б минут на п-пять позже, чугун уже в к-ковш ушел, застыл бы там, к-ковш, считай, п-потерян. А так все в п-порядке.

Вазых медленно оглядел его с ног до головы и отвернулся. Епифанов, по сути, был прав, печи и ковши были жизненно необходимыми органами литейки, ее сутью. Все остальное – лишь приложением.

Приложило так приложило, подумал Вазых.

– Твоя плавка была? – спросил он.

– Д-да, – ответил Епифанов с вызовом. – В соответствии со в-всеми разрешениями.

– И управления главного энергетика?

Епифанов яростно кивнул и как будто осекся. Поспешно добавил:

– П-под мою от-тветст-твенность. И п-потом, все же разрешения…

Вазых вздохнул и отошел к Петрову из формовочного цеха, медленно вытиравшему черные руки ветошью примерно такого же цвета.

– У вас там как? – спросил Вазых.

– Полегче. Смесь в бункерах зависла, сейчас булыганы просто, выбивать опасно. Но это ладно, тепло дадут, выколотим. А так примерно такая же красота, пещеры Тома Сойера.

– Линии нормально?

– Вроде да. Закрыли.

– И то хлеб. Соловьева не видел?

– Здесь где-то. Бегает как метеор туда-сюда, сперва починить пытался, потом глушил все на свете. Говорит, авария на ТЭЦ, и никто ни хрена не знает, что делать.

– О как. Серьезная авария?

– Да видишь же, – сказал Петров, показав подбородком. – Примерно так вот. Никого найти не могут, дежурный в истерике, все начальство по домам и по гостям уже, празднует. Инженера с ремонтниками тоже.