Город Брежнев

Вазых, кажется, скрипнул зубами и начал подниматься, чтобы крикнуть, что доплату энергослужбы технический может смело оформить себе как четырнадцатую зарплату, им этих денег ни на хер не нужно, но кто-то – Вазых не понял кто, Кошара или Петров, – придержал его за плечи и пробормотал: «Давай спокойней». Куда спокойней-то, хотел спросить Вазых и все равно встать и крикнуть, но упустил момент. Технический, потюкав кончиками длинных пальцев по лаку столешницы, сказал почти вазыховскими словами:

– Ладно, хер с ними, с рублями, про сроки скажите. На сколько отставание от плана и вообще.

Федоров нахмурился и зашел издалека:

– Работы по ликвидации аварии уже завершаются, цех расчищен, большая часть трубного хозяйства, которое пошло под замену, смонтирована и сегодня-завтра сдается в эксплуатацию. С электрикой чуть проще, под замену пошли два трансформатора, остальное хозяйство и линии УГЭ прозванивает, конечно, вроде все нормально. Но надо будет аккуратно проверять все печи и формовочные линии на предмет скрытых…

– Короче – сколько? – оборвал технический.

– Две нед… – начал Федоров, осекся под взглядом технического, огладил лысину и сказал: – Десять дней. К одиннадцатому должны запустить.

– Десять дней, – задумчиво повторил технический. – То есть к дню рождения Ильича с промпартией обновленного «сорок три-десятого» не успеваем. Кто ответит?

Федоров покосился на президиум, в котором сидели представители дирекции и горкома, подсказок явно не обнаружил, откашлялся и твердо заявил:

– В предварительном отчете комиссии будет указано на форс-мажорные обстоятельства, которые вызвали чрезвычайное происшествие. Никто не мог спрогнозировать такие морозы и такой отказ по всей теплосистеме. ТЭЦ признает…

– ТЭЦ пускай признает что угодно, они хоть и под нами, но не камазовцы. А я хочу знать, кто этот никто. Кто конкретно не смог спрогнозировать? Кто из камазовцев сделал так, что родное объединение встало на десять дней и теперь почти неизбежно срывает важнейшее стратегическое задание партии и правительства?

– Мы вредителей ищем, что ли? – угрюмо спросил Кошара.

Технический набычился, разглядывая его и набирая воздух для какого-то особенного ответа, но вдруг длинно выдохнул, шмыгнул носом и сказал:

– Ну, вообще-то, не те времена уже, чтобы на вредительство списывать. По-моему, нормальная расхлябанность. Или у вас другие данные, Иван Яковлевич? А? Есть другие данные или вы здесь, только чтобы от сути отвлекать?

Технический хлопнул по столу, давя попытку Кошары ответить, а заодно шевеление всех остальных, и вкрадчиво, так что, кажется, углы заиндевели, поинтересовался:

– Вы что думали, Васильев ушел, мобилизационный режим кончился, всё, нога на ногу работаем? Дачки строим, баньки, гарнитурчики гэдээровские покупаем, в УРСе про свитерочки и заказы к Новому году договариваемся, а конвейер пусть сам себе ползет потихонечку? А когда перестает ползти – ой, мы не виноваты, никто не виноват. Хватит! – внезапно рявкнул технический так, что все вздрогнули. – Здесь не школа для дефективных и не колхоз «Двадцать лет без урожая»! Мы тут как честные люди полным составом постреляться должны к ебеням! Нет, блядь, сидим, нога на ногу, ухмылочки строим, про форс-мажоры рассказываем! ТЭЦ не рассчитала, вентиляция замерла, трансформатор сам сломался!

Вазых понял, что дальше молчать нельзя, и угрюмо сказал в черную паузу:

– Энергослужба неоднократно предупреждала о предаварийном состоянии трансформаторов.

Технический тут же повернулся к нему, кажется с трудом сдерживая непонятную улыбку:

– А вот и товарищ Вафин наконец-то. Герой праздника и года. А мы уж заждались. Вы докладывали, значит. Молодцы, что докладывали, а толку? Аварии избежали? Нет. У аварии энергетическая составляющая? Так или нет, я спрашиваю!

Зам главного технолога Жусман, медленно, как стерженек бледной помады, вырастая над стулом, заговорил:

– Борис Иванович, пока это достоверно не…

– Анатолий Викторович, на место сядьте, я скажу, когда можно будет. Достоверно не. Я, знаете ли, третий день достоверно не. Мне Николай Егорыч, замминистра, каждый день звонит, из ЦК мне звонят, и генеральный мне… И они, знаете, тоже достоверно не. Все просто не понимают, как такое могло произойти. Еще раз: как. Такое. Могло. Произойти. На лучшем заводе страны, а? В который вся страна вбухивала деньги, жилы рвала, а? Для чего, а? Для чего вот все это было – всесоюзная стройка, комсомольский призыв, бараки, общаги, полмиллиона человек сорвали, перебросили через всю страну, заставили пуп рвать, не спать ночами месяцы и годы напролет, балки на себе таскать, землю долбить, – ну, тут все ведь почти через это прошли, помните, а? Госбюджет выдоили, лучшее оборудование купили, корячились тут – для чего, а? Чтобы мы тут через пять лет после запуска шестьдесят процентов брака гнали? Чтобы планы срывали? Чтобы себестоимость большегруза вместо восьми тысяч под сто тысяч была? Или чтобы из-за одного долбаного замыкания завод на две недели из строя выходил? Мы что, телевизор «Чайка»? А?