– Парк! – говорит она. – Большой парк, здесь, в Мирграде! Там девушка, и… нам надо туда, сейчас же!
– Что? Да о чем ты…
– Я не понимаю, так что не проси меня объяснить! – кричит Тати. – Просто послушай меня! В городе есть какой-то большой парк, а в нем будка, и там стоит девушка – мы должны туда отправиться и предупредить, чтобы их увели оттуда, увели! Они в опасности, он придет за ними, и у нас не так много времени, тетушка!
– Большой парк? Но тут их много… – она замолкает. Она знает, что это неправда. На самом деле в Мирграде только один по-настоящему большой парк. – Престол Мира, – говорит Ивонна. – Но кто там, Тати? Кого мы попытаемся спасти?
– Всех! – кричит Тати. – Всех до единого! У нас еще остался один шанс, но надо идти сейчас, сию секунду, немедленно!
Глубоко в иной реальности убежища Таваан идет вдоль ряда коек, смотрит на спящих братьев и сестер. Кто-то выглядит спокойным, кто-то – встревоженным, и на спящих лицах слабо отражается боль. Таваан глядит на них с некоторым удивлением – ибо она, хоть и является божественным воплощением сна, сама не спит по-настоящему и не видит снов. Как рыба не понимает воду, Таваан не понимает, в чем суть отдыха.
Она подходит к мягкому креслу Комайд и обнаруживает, что пожилая женщина не спит – сидит, ссутулившись, с полуоткрытыми глазами. Она вызывает у Таваан что-то вроде неприязни: ведь это Комайд предложила создать такое место, и хотя Таваан во многих смыслах богиня убежища, она одновременно его пленница, обреченная беречь спящих братьев и сестер, а также эти полсекунды жизни старухи, которые Мальвина скрутила петлей и преобразила, выйдя далеко за пределы положенного срока.
Таваан недолго наблюдает за Комайд, а потом спрашивает:
– Получится?
Комайд хрипло вздыхает.
– Олвос бывает непредсказуемой. Но она также решительна. Будет нелегко.
– Решительна?
– Она принципиальна, – уточняет Комайд. – Полагаю, Божество может позволить себе принципиальность, если никто другой не…
Комайд не завершает фразу. По другую сторону огромных деревянных дверей на дальней стене комнаты раздается шум: ужасно громкий лязг, как будто какая-то массивная машина только что безнадежно сломалась, ее шестерни обнажились, а шатуны лопнули пополам.
Звук гулко разносится по комнате. Спящие ворочаются в кроватях, ерзают и стонут.
Комайд и Таваан сидят неподвижно и прислушиваются. Больше звуков нет.
– Мне это не нравится, – говорит Комайд. – Это… нормально?
– Нет, – тихо отвечает Таваан. – Вовсе нет.
Сигруд смотрит сквозь огонь на женщину. Она та самая, которую он повстречал за стеной, но теперь странно изменившаяся. Не считая перемен в одежде, при взгляде на нее он чувствует странное головокружение, как будто смотрит вниз с края утеса.
– Ты… Олвос? – говорит он.
Она улыбается ему.
– Да, дорогой. Хочешь табака? Или чаю? – Она взмахом руки указывает на каменный стол позади себя, где разложены несколько странных предметов, которые при свете костра он не может разглядеть как следует.
Сигруд задумывается о последствиях поглощения чего-нибудь, предложенного Божеством.
– Мне и так хорошо.
Она пожимает плечами.
– Как скажешь.
– Ты просто меня впустила? Взяла и впустила?
– А ты что же, думал, будешь прорываться через каждый барьер, раз за разом? Полагаю, ты бы так и поступил, если бы мог потратить на это несколько десятилетий. Хотя я впечатлена. Большинство незваных гостей не добираются до стены. Большинство и до поляны не доходит. Задолго до нее что-то заставляет их повернуть назад. А ты вторгся, совершенно не подозревая ни о каких опасностях. – Она смотрит на него, ее яркие медноцветные глаза сияют. – Забавно, не правда ли? Так-так. Позволь взглянуть на тебя. Почему бы тебе не перейти на мою сторону у костра? Я не кусаюсь, честное слово.
Он колеблется.
– Я понимаю, твои предыдущие встречи с Божествами не принесли ничего хорошего, – с теплотой говорит она, – но, хоть меня не назовешь целиком и полностью приятной или доброй, я не замыслила против тебя дурного на время этой праздной беседы, Сигруд йе Харквальдссон.
Сигруд нерешительно обходит костер, и, хотя ему по-прежнему не хочется сидеть рядом с Божеством, он позволяет себе опуститься на бревно справа от нее.
– Ты и впрямь похож на короля из былых времен. Я их помню… – говорит она. – Отважные, свирепые и безжалостные. Жизни их были не длинней, чем у болотной мухи. Каждый настругал кучу младенцев, хотя лишь горстку – по обоюдному согласию. Я рада, что те дни остались далеко-далеко позади.
– Олвос, – говорит Сигруд. – Я… я чувствую, что должен сообщить тебе о природе моего визита, который отличается особой сроч…
Она машет рукой.
– Да-да-да. Ты здесь, чтобы попросить меня вступить в начавшуюся войну и установить мир, верно? Прихлопнуть ваших врагов, как мух, да? Я в курсе всего этого, и вы получите мой ответ в свое время.
– Ты знала, зачем я приду?
– О да, – мягко говорит она.
– Но как?
Она смотрит на Сигруда с чем-то вроде внезапного беспокойства о его интеллекте.
– Ты ведь знаешь, что я Божество, верно?
– Я имел в виду…