Город Драконов

Малта сдержала всхлип. Нужно перестать быть глупой. Все говорят, что беременность делает женщину жертвой эмоций. Нужно сосредоточиться над непосредственной задачей: сбором вещей. Она заставила себя свернуть плащ и положить его в сундук. Она собирается поехать в Кассарик со своим мужем. Его сестра Тилламон тоже едет с ними, чтобы навестить подругу детства, которая переехала туда. Это будет милая дневная прогулка на корабле вверх по реке. Приятный день, чтобы насладиться выходом из дома на время и компанией Рейна в течение всего дня. Взять теплый плащ: на реке будет ветренно и дождливо.

Рядом с крючком, на котором висел ее красный зимний плащ, был еще один ее любимый — черный, расшитый летящими зелеными, синими и красными драконами. Это был подарок ткача из Джамелии с тех времен, когда они с Рейном гостили у Сатрапа Джамелии и были приняты им как «король» и «королева» Старших. Старшими они, возможно, действительно были — так назвала их драконица Тинталья. Но драконы были не честнее людей и могли говорить то, что удобно им в данный момент. Было время, когда она сомневалась в том, что она Старшая. Может быть, она, Рейн и Сельден были просто отмечены Дождевыми Чащобами, просто в их случае, удача наделила их экзотической красотой. Что ж, возможно, они и Старшие, но никогда они не были королем или королевой где-либо, кроме как в живом воображении Сатрапа.

После их «большого приключения» на Пиратских островах, после того, как она бесчисленное количество раз спасла жалкую жизнь Сатрапа Косго, ему было приятно представить их с Рейном своему двору как королевскую семью Старших. В то же время она получала удовольствие от внимания и роскоши, которыми он их одарил. Спустя несколько лет лишений и невзгод она соскучилась по милым безделушкам, красивой одежде и экстравагантным вечеринкам. Но его милость распространилась гораздо дальше. Джамелийская знать засыпала их подарками и похвалами, в их честь сочиняли песни, создавали гобелены и витражи, чтобы увековечить их посещение, изобретались экзотические яства из предполагаемых лакомств Старших.

Те несколько месяцев, в течении которых у нее было все, что может пожелать душа, были словно мыльный пузырь. Былы и приемы, драгоценности и торжества, благовония и представления… ее до сих пор поражало, что они с Рейном в конце концов устали от этого и захотели поехать домой, чтобы пожениться и начать свою совместную жизнь. Она вытащила плащ и перекинула его через руку: из его мягких складок до нее донесся исчезающий аромат давно оконченного бала, унося ее обратно в воспоминание о диком водовороте танца, когда она смотрела в лицо красивого молодого незнакомца, который должен был стать ее мужем.

Подступившие минуту назад слезы внезапно пропали.

«Вот та улыбка, из-за которой мой мальчик полюбил тебя,» — ласково сказала Яни.

«Ой, я чувствую себя так глупо. Я то плачу, то смеюсь».

Яни громко рассмеялась: «Ты беременна, моя дорогая, вот и всего-то».

«Всего-то?» — голос Рейна был полон напускного гнева, когда он вошел в комнату, подгоняемый порывом ветра, и захлопнул дверь перед зимней стужей. «Всего-то, мама? Как ты можешь это говорить, когда годами мне твердили: „Дети — это все! Сделай еще одного маленького Хупруса, дорогая Малта! Пополни семейство еще наследником или парочкой“»

«О, ну не так уж я плоха!» — воскликнула Яни Хупрус.

«Вы говорите обо мне как о племенной корове!» — воскликнула Малта.

«Но как о такой маленькой прелестной коровке! Из-за которой мы все опоздаем, если она не закончит собираться прямо сейчас и не поковыляет со мной к лодке».

«Вы, сэр, просто чудовище!» — Малта попыталась изобразить гнев, но испортила все рассмеявшись.

«Невоспитанный молодой человек,» — упрекнула Рейна мать, ласково толкнув. — «Не дразни ее! Ты можешь гордиться ее кругленьким животиком!»

«Я действительно горжусь,» — сказал Рейн, нежно положив руки с каждой стороны от холмика живота Малты. Его глаза светились такой нежностью, что она зарделась, а его мать тактично отвернулась, как будто между ними происходило что-то настолько личное, чему ей не следовало быть свидетелем.

«Я позову людей, чтобы они спустили вниз сундуки. Следи за ней, сын, и я не только о спуске вниз к лодке».

«Я буду, как и всегда,» — ответил он, и ни он, ни Малта, казалось, не обратили особого внимания, как Яни закрыла за собой дверь. Однако, как только Рейн услышал щелчок замка, он склонился над ее животом, чтобы прижаться губами к губам своей жены. Он целовал ее нежно и страстно, как будто они все еще были молодоженами, пока она не отстранилась и не склонила голову ему на грудь. Он погладил ее блестящие золотистые волосы, а потом его рука коснулась ее брови, где его пальцы стали ласкать ее гребень — метку Старших. Она задрожала от его прикосновения и, шепча тихие упреки, отодвинула голову из-под его руки.

«Я знаю,» — вздохнул он. — «Не сейчас, когда мы можем навредить ребенку или ускорить его появление на свет. Я подожду. Но я не хочу, чтобы ты думала, что я жду слишком уж терпеливо!»