Я не мог этого объяснить. Это было просто чувство. Из чистого любопытства? Или, может быть, я хотел знать, что он подумает или как отреагирует, если узнает о городе за стеной.
Внезапно я заметил, что поднялся сильный и очень холодный ветер. Я потуже затянул свой кашемировый шарф и посмотрел на небо. Зимнее солнце казалось ярким и теплым, но на самом деле его тепла было недостаточно. Мир - люди, кошки и бесцельно блуждающие призраки - жаждали большего.
Мальчик так и не появился на кладбище в то утро. Возможно, он не хотел меня беспокоить. Или не хотел, чтобы его кто-нибудь видел во время посещения кладбища, и потому решил перенести его на другое время. Как обычно, я провел возле могилы около получаса, а затем вернулся в город. По привычке зашел в безымянную кофейню на вокзале, выпил горячего кофе и съел черничный кекс, читая утреннюю газету и слушая «April in Paris» Эррола Гарнера из настенных колонок. Я делал все то же самое, что и на прошлой неделе. Не только мальчик с желтой подводной лодкой на толстовке любил жить по расписанию.
Не была ли вообще вся моя жизнь бесконечным повторением одного и того же? Может быть, мое поведение ничем, по сути, не отличалось от поведения мальчика? Вот, например, одежда. Раньше, работая в крупной компании, я уделял много внимания своей внешности. Я гладил рубашки (очень старательно, каждый понедельник) и ежедневно надевал свежие вещи. Даже подбирал подходящие к ним по цвету и рисунку галстуки. Но с тех пор, как я уволился и переехал сюда, я перестал обращать внимание на то, как был одет. Внезапно меня осенило, что я уже неделю ношу одни и те же свитер и брюки. И даже не замечаю этого. Одному Богу известно, как я мог смеяться над мальчиком за то, что он всегда ходил в одной и той же толстовке.
Однако отсутствие интереса к одежде не означало, что я стал небрежным в повседневной жизни. Как и раньше, я очень внимательно относился к чистоте. Я брился каждое утро, менял нижнее белье и ежедневно принимал душ и мыл голову. Три раза в день чистил зубы. Я все еще придерживался своих привычек. Единственное, что изменилось, - это то, что я уже неделю носил одни и те же свитер и брюки. И мне даже показалось, что это подсознательно доставляло мне определенное удовольствие.
Прошло почти четыре недели с тех пор, как я в последний раз видел Коясу. Это был первый раз, когда он так долго мне не показывался.
«То, что я могу иметь облик, - это всего лишь временное явление. В какой-то момент я исчезну навсегда», - сказал однажды Коясу. Возможно, этот момент уже настал...
При этой мысли мне стало грустно. Как будто я потерял очень хорошего друга. Я понимал, что на самом деле Коясу покинул этот мир еще до того, как мы с ним познакомились. Так что можно было сказать, что, если теперь исчез и его призрак, то Коясу просто-напросто достиг новой, более глубокой стадии смерти.
Попытавшись все это себе представить, я погрузился в странную тихую печаль, которую можно было назвать метафизической. Она отличалась от печали из-за потери живого человека. Эта печаль не была болезненной и не имела ничего общего с горем.
Приняв исчезновение Коясу как свершившийся факт, я ощутил и самого себя находящимся очень близко к небытию. Так близко, что мне нужно было всего лишь протянуть руку, чтобы к нему прикоснуться. На следующий день я подошел к Соэде и тихо спросил, не являлся ли ей господин Коясу в последнее время. Она подняла глаза и серьезно посмотрела на меня, прежде чем ответить.
- Нет, теперь, когда вы это сказали, я поняла, что давно его не видела. Раньше он так надолго не пропадал... А вы?
Я отрицательно покачал головой. И вернулся в свой кабинет.
После этого мы больше не говорили о Коясу, но по выражению лица Соэды, я понимал, что ей тоже грустно от того, что он больше не приходит в библиотеку. У нас с Соэдой теперь как будто был общий секрет, которого больше не знал никто. Очень грустный секрет.
Однажды днем Соэда пришла в мою комнату в подвале, пока я там работал. Тихо постучала и зашла, когда я крикнул «Войдите». После некоторых колебаний, она положила на мой стол большой белый конверт.
- Мальчик попросил передать это вам.
- Мне?
Соэда кивнула.
- Думаю, это что-то важное. Он выглядел очень серьезным.
- Но что это такое?
Соэда слегка пожала плечами, показывая, что ответа на этот вопрос она не знает. В стеклах ее очков отражалось пламя, горевшее в печи. Я взял конверт. Он был очень легким, вообще почти ничего не весил. Наверное, в нем лежали один или два листа бумаги формата А4. На самом конверте ничего написано не было. Его невесомость вызвала во мне странное напряжение. Письмо? Нет, письмо он положил бы в конверт поменьше.
- Мальчик ходит к нам уже очень давно, но раньше ничего подобного не случалось, - сказала Соэда, прищурившись, будто подчеркивая свои слова, - Я имею в виду чтобы он сам шел с кем- нибудь на контакт.
- Он все еще в библиотеке?
- Нет, отдал мне конверт и ушел.
- И попросил передать его мне, да?
- Да.
- Что именно он сказал? «Пожалуйста, передайте это новому директору библиотеки», или что- то в этом роде?