– На нее ей было плевать. Она занималась ею лишь для того, чтобы профессор Нэнси не выносила ей мозг. Здесь она была из-за Орсини. Они
– Я слышал, что она нажила себе много врагов.
– О, мы все знали, что за ней следят нацики – в обоих городах, – но проблема была не в этом. Тогда ее заметил
Да, тогда она определенно показала себя. Ее видела Шура Катриния – я вспомнил выражение ее лица, когда я упомянул про тот инцидент на заседании Надзорного комитета. Ее видел Михель Бурич и еще пара других. Возможно, и Седр тоже. Быть может, это заинтересовало и других лиц, неизвестных.
– Когда она стала писать о них, когда она прочла «Между городом и городом», стала исследовать эту тему и делать все эти безумные пометки… – Иоланда изобразила, будто царапает что-то на бумаге, – …ей прислали письмо.
– Она показала его вам?
Иоланда кивнула.
– Я ничего в нем не поняла. Оно было на корневом языке. На языке Предшественников. Написано старым шрифтом, который был еще до бешельского и иллитанского.
– О чем говорилось в письме?
– Она мне рассказала. Там было что-то вроде: «Мы следим за тобой. Ты понимаешь. Хочешь узнать больше?» Были и другие.
– Она вам их показала?
– Не сразу.
– Что они ей сказали? И почему?
– Потому что она их раскусила. Они чувствовали, что она хочет в этом участвовать. Поэтому они ее завербовали. Поручали ей разные штуки – типа проводили посвящение. Она должна была добывать для них сведения, доставлять разные вещи. – Иоланда рассказывала вещи, в которые невозможно было поверить. Она с вызовом посмотрела на меня, ожидая, что я начну над ней смеяться, но я промолчал. – Ей давали адреса, куда нужно доставить письма и вещи, – в диссенсах. Она с ними переписывалась. Они ей рассказывали про Орсини. Она кое-чем со мной поделилась – историей и всем прочим, и это было типа… Места, которые никто не видит – все думают, что они в другом городе. Бешельцы считают, что это место здесь, улькомцы – что оно в Бешеле. Люди Орсини не похожи на нас. Они могут делать то, что не…
– Она с ними встречалась?
Иоланда встала у окна, выглядывая наружу, вниз – под таким углом, чтобы ее не было видно в рассеянном побелкой свете. Она повернулась, посмотрела на меня и ничего не сказала. Немного успокоившись, она впала в апатию. Айкам подошел к ней поближе. Его взгляд прыгал между нами, словно у зрителя на теннисном матче. В конце концов Иоланда пожала плечами:
– Я не знаю.
– Расскажите мне.
– Она хотела с ними встретиться. Поначалу они сказали «нет». «Пока нет», – ответили они. Они рассказывали ей разное – про историю, про то, чем мы занимались, про Эпоху предшественников… это их тема. Когда Уль-Кома что-то выкапывает, начинаются все эти разговоры – чье это добро, и где его нашли, и все такое… Но оно не улькомское и не бешельское. Это добро Орсини, и так было всегда. Они рассказывали ей про найденные нами такие вещи – и это
– Но это добро просто лежало там, пока группа канадских археологов…
– Там они его
– Она крала вещи по их просьбе.
– Это
– Что? Я думал, что все вы…
– Вы хотите сказать… типа, для смеха? Только не Махалия. Она не могла. Не хотела все это потерять. Она говорила – слишком велика вероятность, что кто-то за нами наблюдает. Она
Он не хотел выходить из комнаты, но видел, что она уже меня не боится.
– Но она действительно ходила в те места, где они оставляли для нее письма, – сказала Иоланда. – В диссенсы – точки входа в Орсини. Она была так близка к тому, чтобы стать его частью. Так она думала. Поначалу. – Я ждал, и наконец Иоланда продолжила: – Я все спрашивала у нее, что случилось. В последние две недели произошло что-то очень плохое. Она перестала ходить на раскопки, на совещания и так далее.
– Я слышал.