Город и город

– Твою мать! – кричал человек с залитым кровью лицом. – Мы же на одной стороне, козел. Ты ведь бешелец, а не сраный улькомец и не Пролом…

Презрительно, нейтрально или с ненавистью, а часто и покорно, с готовностью к сотрудничеству, националисты утверждали, что им ничего не известно о действиях Йорджевича.

– Я никогда не слышал об этой иностранке. Он никогда о ней не упоминал. Она студентка? – говорил один из них. – Мы действуем во благо Бешеля, понимаете? А почему – вам знать не обязательно. Но… – Человек крутил руками, напряженно размышлял, как все объяснить, не оговаривая себя. – Мы – солдаты, как и вы. Солдаты Бешеля. И если ты узнаешь, что нужно что-то сделать, если получаешь инструкции, типа кого-то нужно припугнуть – красных, объединителей или улькомцев, или если там где-то собираются те, кто лижут жопу Пролому, – то что-то нужно сделать, понятно? Но ты понимаешь – почему. Ты ни о чем не спрашиваешь, но в большинстве случаев тебе ясно, что это необходимо. Но я не знаю, почему эта девочка Родригес… Я не верю, что он это сделал, а если он сделал это, то я… – Он выглядел рассерженным. – Я не знаю почему.

– Конечно, у них есть контакты в государственном аппарате, – сказал мой дознаватель из Пролома. – Но вполне вероятно, что Йорджевич не был «истинным гражданином». Или был не только им, но еще и представителем более засекреченной организации.

– Возможно, более тайного города, – ответил я. – Мне казалось, что вы за всем следите.

– Никто же не проламывался. – Он положил передо мной бумаги. – Вот рапорт полицейских, которые обыскали квартиру Йорджевича. Там не было ничего связанного с Орсини. Завтра мы выходим рано.

– Как вы все это добыли? – спросил я, когда он и его товарищи встали. Он бесстрастно посмотрел на меня и вышел.

* * *

После короткой ночи он вернулся, на этот раз один. Я уже был готов.

– Если предположить, что мои коллеги хорошо поработали, то тут ничего нет, – я помахал бумагами. – На его счет время от времени поступали суммы, но небольшие, их мог присылать кто угодно. Несколько лет назад он сдал экзамен и получил право пересекать границу – это не так уж необычно, но если учесть его политические воззрения… – Я пожал плечами. – Подписки, книги на полках, знакомые, данные о службе в армии, досье из полиции, места, где он тусовался, – все указывает на то, что он обычный агрессивный нацик.

– Пролом следил за ним, как и за всеми инакомыслящими. Каких-то необычных связей у него не было.

– Вы про Орсини.

– Никаких признаков.

Наконец он вывел меня из комнаты. В коридоре была та же отслаивающаяся краска, потертый бесцветный ковер, ряд дверей. Я слышал шаги других людей, а когда мы повернули к лестнице, мимо нас, быстро поприветствовав моего спутника, прошла какая-то женщина. Затем прошел мужчина, а потом мы оказались в коридоре, где было несколько людей. Их одежда считалась бы разрешенной как в Бешеле, так и в Уль-Коме.

Я слышал разговоры на двух языках, а также на третьем – каком-то сленге или более древнем языке, который объединял эти два. Кто-то набирал текст на клавиатуре. Если честно, то мне ни разу не пришла в голову мысль о побеге. За мной очень внимательно наблюдали.

Мы проходили мимо досок, увешанных инструкциями, мимо полок с папками. Какая-то женщина вырвала лист бумаги из принтера. Где-то звонил телефон.

– Вперед, – сказал мне мужчина. – Ты говорил, что знаешь, где правда.

Я увидел двойные двери, выход на улицу. Мы прошли через них, и когда свет поглотил меня, я понял, что не знаю, в каком я городе.

* * *

Когда паника отступила, я понял, что мы в Уль-Коме и что там же находится место, куда мы направляемся.

Глубоко дыша, я пошел по улице за моим спутником. Сейчас было утро – свежее, пасмурное, но не дождливое. Холодный воздух заставил меня ахнуть. Меня приятно дезориентировали люди, движение закутанных в пальто улькомцев, рычание автомобилей, медленно едущих по этой, в основном пешеходной, улице, крики торговцев, продававших одежду, книги и еду. Все остальное я старался развидеть. Над нами гудели кабели: один из улькомских воздушных шаров раскачивался на ветру.

– Не пытайся сбежать, – сказал мой спутник. – Не пытайся закричать. Ты знаешь, что я за тобой наблюдаю. И за тобой наблюдаю не я один. Ты в Проломе. Называй меня Ашил.

– Мое имя вы знаете.

– Пока ты со мной, ты – Тие.

Тие, как и Ашил, не было традиционным бешельским или улькомским именем, но могло бы принадлежать жителю любого из этих городов. Ашил повел меня через двор, мимо фасадов со статуями и колоколами, мимо видеоэкранов с информацией о биржевых котировках. Я не знал, где мы находимся.

– Ты голоден, – сказал Ашил.

– Я могу потерпеть.

Он повел меня в пересеченный переулок, где рядом с супермаркетом стояли лотки с компьютерными программами и всякой всячиной. Он взял меня за руку и потянул за собой, а я помедлил, потому что не видел вокруг ничего съестного, кроме – тут я на мгновение уперся – киосков с пельменями и выпечкой, но они находились в Бешеле.