Читаем Город и рыцарство феодальной Кастилии: Сепульведа и Куэльяр в XIII — середине XIV века полностью

Так, И. Грассотти изучала вопросы, связанные с характеристикой «особого» кастильско-леонского общества как общества «нефеодального». Помимо серии небольших работ частного характера (позднее переизданных в тематических сборниках)[105], она является автором фундаментальной монографии «Феодально-вассальные учреждения Леона и Кастилии» (1969). В последней материал подразделяется на две большие части, первая из которых посвящена характеристике института вассалитета[106], а вторая — форм материального вознаграждения вассала со стороны сеньора[107]. В основе работы лежит огромный фактический материал, как почерпнутый из эрудитских изданий XVII–XVIII вв. и коллекции фотокопий, сделанных К. Санчесом-Альборносом в период, предшествовавший его эмиграции, так и самостоятельно собранный автором в период ее командировки в Испанию в 1962–1963 гг.

Уже на первых страницах книги, декларируя сугубую приверженность методологическим принципам Ф.-Л. Гансхофа в противовес социальной истории М. Блока[108], И. Грассотти тщательно анализирует правовую терминологию, определявшую сеньориально-вассальные отношения («fidelis», «vassallus», «miles», «hominium», «juramentum», «honor», ««feudum», «praestimonium» и др.), и на этом уровне отмечает те принципиальные черты, которые, по ее мнению, отличают скрывающиеся за этими терминами испанские реалии от реалий за-пиренейских. В развернутом описании соответствующих институтов историк обосновывает свою основную идею: феодально-вассальные учреждения Леона и Кастилии не являлись феодальными по своей сути. Они лишь воспроизводили внешние признаки, заимствованные от аналогичных по названию (но не по характеру!) запиренейских учреждений.

Уверенно фиксируя факт присутствия в Кастилии и Леоне сеньориального режима, И. Грассотти тем не менее отказывает в праве на таковое режиму феодальному. Оказывается, что настоящие феодальные отношения на Пиренейском полуострове (разумеется, за исключением Каталонии) просто «не успели» сложиться, и испанский феодализм так и остался «незрелым». Частноправовые узы феодального типа не охватили весь господствующий класс снизу доверху; власть сохранила публично-правовую природу. Прежде всего эта особенность, считает историк, прослеживается в случае королевской власти. Несмотря на неоднократные кризисы, периоды ослабления и уступок «феодалам», она никогда не обретала того почти чисто формального характера, который был свойствен юрисдикции запиренейских королей феодальной эпохи. Филигранный анализ понятий «naturaleza» и «sennor natural» призван показать особый характер сеньориальной власти короля, которая, как доказывает И. Грассотти, никогда не утрачивала своих публичных основ, лишь укрепленных впоследствии рецепций концептуальных принципов Юстинианова римского права[109]. В середине же XIV в., в правление Альфонсо XI (1312–1350), окончательно возобладали центростремительные тенденции[110].

При всей обширности аргументации и неоспоримой точности ряда наблюдений, сделанных историком, нельзя не обратить внимание и на некоторые другие особенности ее методологии, ставящей под сомнение ряд ключевых выводов работы. Так, бросается в глаза некоторая изначальная заданность авторских рассуждений. Обращу внимание лишь на два момента, представляющиеся мне особенно показательными. Во-первых, собрав, без преувеличения, огромный фактический материал, И. Грассотти, однако, изначально декларирует неоспоримость основных идей своего учителя, и прежде всего представления о «незрелости» кастильско-леонского феодализма. На протяжении всей работы ссылки на работы К. Санчеса-Альборноса по значению оказываются едва ли не равноценными сноскам на источники.

Во-вторых, пожалуй, столь же некритична автор и по отношению к концептуальным представлениям Ф.-Л. Гансхофа. Модель бельгийского историка, выстроенная главным образом на материале Северо-Западной и Центральной Европы (Англия, Северная Франция, германские земли), в качестве эталона прикладывается к испанским, т. е. южноевропейским, институтам. Чем дальше, тем в большей мере ощущается незнание автором территориально и культурно много более близкого итальянского и южнофранцузского материала. Следует признать, что в 60-х годах XX в., когда создавалась ее книга, соответствующие институты еще не были изучены достаточно досконально. Лишь в 70–80-х годах научное сообщество окончательно отойдет от идеи противопоставления «классического» и «неклассического» феодализма. Но И. Грассотти оставалась в плену старых подходов, обернувшихся преувеличением значения формального в ущерб сущностному.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!
1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!

40 миллионов погибших. Нет, 80! Нет, 100! Нет, 150 миллионов! Следуя завету Гитлера: «чем чудовищнее соврешь, тем скорее тебе поверят», «либералы» завышают реальные цифры сталинских репрессий даже не в десятки, а в сотни раз. Опровергая эту ложь, книга ведущего историка-сталиниста доказывает: ВСЕ БЫЛО НЕ ТАК! На самом деле к «высшей мере социальной защиты» при Сталине были приговорены 815 тысяч человек, а репрессированы по политическим статьям – не более 3 миллионов.Да и так ли уж невинны эти «жертвы 1937 года»? Можно ли считать «невинно осужденными» террористов и заговорщиков, готовивших насильственное свержение существующего строя (что вполне подпадает под нынешнюю статью об «экстремизме»)? Разве невинны были украинские и прибалтийские нацисты, кавказские разбойники и предатели Родины? А палачи Ягоды и Ежова, кровавая «ленинская гвардия» и «выродки Арбата», развалившие страну после смерти Сталина, – разве они не заслуживали «высшей меры»? Разоблачая самые лживые и клеветнические мифы, отвечая на главный вопрос советской истории: за что сажали и расстреливали при Сталине? – эта книга неопровержимо доказывает: ЗАДЕЛО!

Игорь Васильевич Пыхалов

История / Образование и наука
Лжеправители
Лжеправители

Власть притягивает людей как магнит, манит их невероятными возможностями и, как это ни печально, зачастую заставляет забывать об ответственности, которая из власти же и проистекает. Вероятно, именно поэтому, когда представляется даже малейшая возможность заполучить власть, многие идут на это, используя любые средства и даже проливая кровь – чаще чужую, но иногда и свою собственную. Так появляются лжеправители и самозванцы, претендующие на власть без каких бы то ни было оснований. При этом некоторые из них – например, Хоремхеб или Исэ Синкуро, – придя к власти далеко не праведным путем, становятся не самыми худшими из правителей, и память о них еще долго хранят благодарные подданные.Но большинство самозванцев, претендуя на власть, заботятся только о собственной выгоде, мечтая о богатстве и почестях или, на худой конец, рассчитывая хотя бы привлечь к себе внимание, как делали многочисленные лже-Людовики XVII или лже-Романовы. В любом случае, самозванство – это любопытный психологический феномен, поэтому даже в XXI веке оно вызывает пристальный интерес.

Анна Владимировна Корниенко

История / Политика / Образование и наука
Гражданская война. Генеральная репетиция демократии
Гражданская война. Генеральная репетиция демократии

Гражданская РІРѕР№на в Р оссии полна парадоксов. До СЃРёС… пор нет согласия даже по вопросу, когда она началась и когда закончилась. Не вполне понятно, кто с кем воевал: красные, белые, эсеры, анархисты разных направлений, национальные сепаратисты, не говоря СѓР¶ о полных экзотах вроде барона Унгерна. Плюс еще иностранные интервенты, у каждого из которых имелись СЃРІРѕРё собственные цели. Фронтов как таковых не существовало. Полки часто имели численность меньше батальона. Армии возникали ниоткуда. Командиры, отдавая приказ, не были уверены, как его выполнят и выполнят ли вообще, будет ли та или иная часть сражаться или взбунтуется, а то и вовсе перебежит на сторону противника.Алексей Щербаков сознательно избегает РїРѕРґСЂРѕР±ного описания бесчисленных боев и различных статистических выкладок. Р'СЃРµ это уже сделано другими авторами. Его цель — дать ответ на вопрос, который до СЃРёС… пор волнует историков: почему обстоятельства сложились в пользу большевиков? Р

Алексей Юрьевич Щербаков

Военная документалистика и аналитика / История / Образование и наука