Читаем Город и рыцарство феодальной Кастилии: Сепульведа и Куэльяр в XIII — середине XIV века полностью

Можно указать причины, по которым концептуальные представления историко-институциональной школы К. Санчеса-Альборноса длительное время не подвергались сколько-нибудь значимой корректировке. Среди прочего немалую роль здесь сыграл и фактор изоляции, особенно болезненно ощущавшейся испанскими историками после 1939 г., когда научное сообщество страны было обескровлено военными потерями (в том числе в результате репрессий с обеих сторон) и вынужденной эмиграцией. Кроме того, измотанная жестокой гражданской войной 1936–1939 гг., залечивавшая раны Испания длительное время оставалась одной из самых бедных стран Западной Европы и просто не могла позволить себе содержание значительных по численности научных кадров. Франкистская Испания стала открываться внешнему миру только в 1960-х годах, причем полнокровные научные обмены получили значительное развитие лишь после смерти Ф. Франко, во второй половине 1970-х годов.

В определенной степени в изоляции оказалась и аргентинская школа истории испанского Средневековья. Удаленность страны от европейских центров медиевистики, неразвитость соответствующей научной инфраструктуры (отсутствие значительных собраний средневековых актов, ограниченность соответствующих фондов библиотек и т. д.), а также огромный авторитет К. Санчеса-Альборноса как отца-основателя аргентинской испанистики[124] не могли не сыграть своей роли. В этих условиях становление новых научных подходов длительное время было затруднено.

Лишь в 70–80-х годах XX в. начался постепенный отход от устоявшихся историографических представлений. И хотя школа К. Санчеса-Альборноса и его учеников сохраняет значительное влияние[125], следует констатировать прежде всего сам факт значительного роста количества исследований по интересующему нас вопросу, как общих[126], так и региональных[127], и специальных[128]. В их свете общий контекст эпохи, в котором существовали средневековые консехо, оказывается значительно более сложным, чем представлялось ранее. Историография сделала огромный шаг вперед; в ее ключевые тренды все активнее вписываются и труды испанских историков.

Выделю лишь важнейшие направления этого мощного интеллектуального движения.

Проблематика, связанная с явлениями феодализма и особого общества

Одним из главных трендов развития европейской медиевистики в указанный период стала разработка представлений о многообразии, затронувших и взгляды на жизнь средневекового общества. Оно все в большей мере воспринималось как сложное, гетерогенное явление, применительно к которому любое единообразие или однообразие может констатироваться лишь в крайне ограниченном смысле[129]. Соответственно, особенности средневековой пиренейской цивилизации все чаще воспринимались лишь как одно из проявлений сложной мозаики, каковую представлял собой мир западного Средневековья.

На смену теориям К. Санчеса-Альборноса об исключительном характере астурийского общества постепенно пришли представления о значительном сходстве последнего с современными ему за-пиренейскими социальными системами. В настоящее время VIII–XI вв. рассматриваются как период, в котором определяющую роль в социальной структуре и в системе власти играла могущественная знать, а возможности королевской власти были весьма ограниченны. Отношения зависимости носили четко выраженный характер и имели тенденцию к дальнейшему ужесточению[130]. Не столько слабая королевская власть, сколько могущественная аристократия выступала в роли организатора колонизации. Уже это подрывает концепцию «пресуры» как преимущественно мирной, крестьянской оккупации, а вслед за ней и сложившиеся представления о раннем консехо как общине свободных крестьян-колонистов и главных тенденциях его дальнейшей эволюции.

Одновременно менялось и содержание термина «феодализм». По мере роста степени открытости страны, шаг за шагом в научной среде все в большей мере утверждался взгляд на кастильско-леонское общество XI–XV вв. как общество феодальное. Начало дискуссии положили историки, испытавшие влияние французской школы «Анналов», а также марксистской концепции феодализма. Одним из первых новую постановку вопроса предложил С. де Моксо, исходивший из концепции феодального общества М. Блока[131]. Затем, в конце 60-х годов, известный историк испанской общественно-политической мысли Х.-А. Мараваль констатировал наличие феодальных представлений в идеях эпохи Альфонсо X Мудрого, указав на феодализм на как этап, предшествовавший возникновению кастильского «корпоративного государства» (аналога французского «старого порядка»)[132].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!
1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!

40 миллионов погибших. Нет, 80! Нет, 100! Нет, 150 миллионов! Следуя завету Гитлера: «чем чудовищнее соврешь, тем скорее тебе поверят», «либералы» завышают реальные цифры сталинских репрессий даже не в десятки, а в сотни раз. Опровергая эту ложь, книга ведущего историка-сталиниста доказывает: ВСЕ БЫЛО НЕ ТАК! На самом деле к «высшей мере социальной защиты» при Сталине были приговорены 815 тысяч человек, а репрессированы по политическим статьям – не более 3 миллионов.Да и так ли уж невинны эти «жертвы 1937 года»? Можно ли считать «невинно осужденными» террористов и заговорщиков, готовивших насильственное свержение существующего строя (что вполне подпадает под нынешнюю статью об «экстремизме»)? Разве невинны были украинские и прибалтийские нацисты, кавказские разбойники и предатели Родины? А палачи Ягоды и Ежова, кровавая «ленинская гвардия» и «выродки Арбата», развалившие страну после смерти Сталина, – разве они не заслуживали «высшей меры»? Разоблачая самые лживые и клеветнические мифы, отвечая на главный вопрос советской истории: за что сажали и расстреливали при Сталине? – эта книга неопровержимо доказывает: ЗАДЕЛО!

Игорь Васильевич Пыхалов

История / Образование и наука
Лжеправители
Лжеправители

Власть притягивает людей как магнит, манит их невероятными возможностями и, как это ни печально, зачастую заставляет забывать об ответственности, которая из власти же и проистекает. Вероятно, именно поэтому, когда представляется даже малейшая возможность заполучить власть, многие идут на это, используя любые средства и даже проливая кровь – чаще чужую, но иногда и свою собственную. Так появляются лжеправители и самозванцы, претендующие на власть без каких бы то ни было оснований. При этом некоторые из них – например, Хоремхеб или Исэ Синкуро, – придя к власти далеко не праведным путем, становятся не самыми худшими из правителей, и память о них еще долго хранят благодарные подданные.Но большинство самозванцев, претендуя на власть, заботятся только о собственной выгоде, мечтая о богатстве и почестях или, на худой конец, рассчитывая хотя бы привлечь к себе внимание, как делали многочисленные лже-Людовики XVII или лже-Романовы. В любом случае, самозванство – это любопытный психологический феномен, поэтому даже в XXI веке оно вызывает пристальный интерес.

Анна Владимировна Корниенко

История / Политика / Образование и наука
Гражданская война. Генеральная репетиция демократии
Гражданская война. Генеральная репетиция демократии

Гражданская РІРѕР№на в Р оссии полна парадоксов. До СЃРёС… пор нет согласия даже по вопросу, когда она началась и когда закончилась. Не вполне понятно, кто с кем воевал: красные, белые, эсеры, анархисты разных направлений, национальные сепаратисты, не говоря СѓР¶ о полных экзотах вроде барона Унгерна. Плюс еще иностранные интервенты, у каждого из которых имелись СЃРІРѕРё собственные цели. Фронтов как таковых не существовало. Полки часто имели численность меньше батальона. Армии возникали ниоткуда. Командиры, отдавая приказ, не были уверены, как его выполнят и выполнят ли вообще, будет ли та или иная часть сражаться или взбунтуется, а то и вовсе перебежит на сторону противника.Алексей Щербаков сознательно избегает РїРѕРґСЂРѕР±ного описания бесчисленных боев и различных статистических выкладок. Р'СЃРµ это уже сделано другими авторами. Его цель — дать ответ на вопрос, который до СЃРёС… пор волнует историков: почему обстоятельства сложились в пользу большевиков? Р

Алексей Юрьевич Щербаков

Военная документалистика и аналитика / История / Образование и наука