Созданная К. Санчесом-Альборносом картина генезиса института консехо стала, по нашему мнению, высшим последним этапом в складывании своеобразного историографического мифа о городских свободах пиренейского Средневековья. Почти безукоризненная с формальной точки зрения, она во многом предопределяла дальнейшее развитие исследований эволюции института. Это объяснялось продолжительностью активной творческой жизни патриарха испанской медиевистики[94]
. В Испании, а затем в Аргентине он создал свои научные школы и положил начало целым направлениям исследований. Его многочисленные ученики, развивавшие в своих работах отдельные положения концепции учителя, не подвергали сомнению его научный авторитет. Более того, они принципиально не касались периода, изучавшегося их учителем, не вторгались, как сам он говаривал, в его «coto de caza» (охотничьи угодья)[95]. Принимая как должное его выводы, они шаг за шагом выстроили целостную концепцию испанской истории XI–XIV вв., ключевые принципы которой не подвергались сомнению до рубежа 70–80-х годов XX в.Не ставя своей целью дать полную и исчерпывающую характеристику научного наследия всех ученых историко-институциональной школы, остановлюсь лишь на тех именах, которые представляются наиболее значимыми в контексте настоящей работы. На первое место стоит поставить несомненно Луиса Гарсия де Вальдеавельяно (1904–1985)[96]
. Выдающийся историк права, он, как и его учитель, в полной мере воспринял методологию немецкой школы медиевистики. Неоднократно бывал в Германии, учился у таких видных немецких историков, как П. Шрам и О. фон Хинце. Вместе с тем нельзя не отметить влияния на его взгляды и бельгийской школы медиевистики, в первой половине XX в. находившейся в стадии расцвета. В работах «Сдержанного» (Разумеется, выводы предшественников и современников воспринимались творчески, воздействовали главным образом на исследовательские ракурсы, избиравшиеся Л. Гарсия де Вальдеавельяно. Неутомимый труженик, он ни в коей мере не являлся пассивным апологетом, не преклонялся перед чужими идеями. Однако авторитет учителя оставался для него неоспоримым. Пусть и с определенными оговорками, касавшимися проявления отдельных феодальных черт (или «феодального климата»), историк в основных чертах разделял концепцию «особого», т. е. «нефеодального», «свободного» средневекового испанского общества. Исключение делалось лишь для земель бывшей «Испанской марки» — «Каталонии», применительно к которым констатировалось наличие «классических» феодальных институтов — оммажа, бенефиция, вассалитета и феода[99]
. (При этом под классическими образцами подразумевались модели, описанные в знаменитой работе Ф.-Л. Гансхофа[100].)Преемственность прослеживается и в трактовках истоков и характера консехо-муниципия. Здесь Л. Гарсия де Вальдеавельяно создал стройную теорию «муниципального» строя в X–XIV вв., а в конце 60-х годов XX в. предложил оригинальную классификацию типов и форм городского устройства средневековой Испании, в рамках которой органично сочетались классические представления пиренейских историков XIX — середины XX в., с одной стороны, и новейшие для того времени достижения европейской медиевистики — с другой. Историк выделил несколько основных этапов в истории института (замечу, что идея построения такой периодизации возникла под влиянием типологии средневековых городских учреждений, разработанной в начале 1930-х годов Н.П. Оттокаром[101]
).A. X–XI вв. — время возникновения и существования так называемых рудиментарных муниципиев. Собственно говоря, они еще не были муниципиями, хотя обладали некоторыми близкими к ним чертами. К их числу относились собственное фуэро и закрепленные в нем права на отдельные элементы территориальной юрисдикции, а также избрание узкого круга собственных должностных лиц, выполнявших второстепенные властные функции. Однако в целом консехо еще оставалось под властью короля или сеньора и не превратилось в «самостоятельный элемент системы государственного управления»[102]
.