Истории средневекового пиренейского города повезло с яркими личностями. Люди, создававшие основы современных историографических концепций, были не только (и не столько) кабинетными учеными, но и оригинальными мыслителями, выдающимися политиками, для которых исторические труды являлись неотъемлемой частью жизни, а порой и оружием, средством для защиты своих политических и общемировоззренческих позиций. В этом смысле, с одной стороны, несомненный интерес представляют даже явные ошибки, логические неувязки и натяжки, содержащиеся в их работах. С другой стороны, адекватное понимание существа их исследовательских построений может быть достигнуто лишь при учете самого широкого контекста, того духа эпох, вне которого не существует ни этих людей, ни созданных ими текстов.
1. Романтизм, либерализм, медиевализм и образ свободного средневекового города
Первыми средневековый пиренейский город как особый объект исследования выделили историки первой половины XIX в. То было время подъема интереса к истории, обусловленного умонастроениями позднего романтизма (Б.Г. Реизов удачно назвал историографию этого времени романтической)[17]. Влияние этого течения испытали на себе и интеллектуалы пиренейских стран. Их романтизм менее всего был «избыточным продуктом чувственности и фантазии» или «исключительно эстетическим феноменом»[18]. В его основе лежало глубокое и всеобъемлющее влияние французской культуры, в свою очередь, восходящее к немецким истокам[19]. В противовес французскому Просвещению со свойственной ему ориентацией на образы классической (греко-римской) культуры романтизм поставил во главу угла образную систему Средневековья. Так, уже для членов Гейдельбергского кружка (Б. фон Арним, К. Брентано, Э.Т.А. Гофман, Й.Й. фон Геррес, А. Мюллер, Г. фон Клейст, позднее — Я. и В. Гримм и др.), в рамках которого в 1810-х годах сформировались основные направления позднего немецкого романтизма, «Средние века открывали историческое и национальное прошлое немецкого народа»[20]. Далее же, через посредство Я. Гримма, свойственное романтикам восприятие Средневековья начало завоевывать позиции и в области историографии[21].
Во Франции одним из первых идею возврата к традиционным ценностям выдвинул Ф.Р. де Шатобриан (1768–1848). Подобно своим немецким современникам, он дал высокую оценку «феодальному духу Средневековья» и средневековой (главным образом житийной) литературе, этому «полю чудес средневекового воображения»[22]. За этим следовала реабилитация христианства, в том числе и средневекового; более того, оно воспринималось как одна из значимых черт национального своеобразия и как основополагающий элемент национальной идеи[23]. Эти взгляды повлияли и на формирование взглядов интеллектуалов за Пиренеями. Традиционно тесные культурные связи пиренейских стран с Францией способствовали быстрому распространению романтических идей в Испании и Португалии[24].
В частности, сочинения Ф.Р. де Шатобриана стали переводиться на португальский язык уже с 1814 г., а среди многочисленных последователей писателя в этой стране современники выделяли А. Эркулану-де-Карвалью (1810–1877) (подробный разговор о нем пойдет ниже), который даже получил почетное прозвище «Португальский Шатобриан»[25]. Несколько позднее (не ранее 1820-х годов) произведения французского писателя и философа стали доступны и испанскому читателю, который мог ознакомиться с ними в переводах одного из основоположников испанского романтизма, писателя и переводчика Р. Лопеса-Солера. В Испании влияние Шатобриана испытали выдающиеся религиозные философы X. Бальмес и X. Доносо Сортес, ревностные защитники традиций испанского католицизма, вдевшие в нем основу национальной специфики Испании[26]. В конечном итоге подобное восприятие христианства стало одной из ключевых особенностей пиренейского романтизма (наряду с патриотизмом и особым пиететом по отношению к средневековому прошлому (
2. Долгая пиренейская жизнь «свободного римского муниципия»
(Ф. Мартинес-Марина и А. Эркулану)
Распространение идей романтизма было тесно связано и составлением нового типа интеллектуала — не абстрактного мечтателя и завсегдатая аристократических салонов, а активного деятеля, занимающего ответственные государственные должности (таким был и Шатобриан[28]). На Пиренейском полуострове этот тип стал утверждаться еще до середины 1830-х годов, принимаемых обычно за отправную точку истории местной школы романтизма. В Испании воротной вехой стали Освободительная война против французских захватчиков (1808–1813), а также деятельность Кадисских кортесов 1810–1812), депутатами которых были будущий основоположник шпанского романтизма А. Алькала-Гальяно, а также известный историк Ф. Мартинес-Марина.